это место. Мои руководители были правы. Повышение по службе придало уверенности, а также повлекло за собой прилив драйва. Я инстинктивно чувствовала, что наведение порядка в службе безопасности – это ключ к преображению Уормвуд-Скрабс, и мне очень хотелось принять в этом участие.

В первую очередь я убрала стойку. Затем все переставила так, чтобы офис стал помещением открытой планировки. Я уволила нескольких сотрудников, которые не справлялись со своими обязанностями. Затем выделила отдельный кабинет для тех, кто принимал поступающую информацию – разумеется, его дверь всегда была открыта. Другой кабинет освободила с единственной целью: прослушивать телефонные разговоры заключенных. Нам было разрешено прослушивать все разговоры, кроме тех, что заключенные вели с адвокатом. У меня была небольшая армия помощников, которые выполняли эту работу не покладая рук. А это была важная работа.

Когда в тюрьму прибывает новый заключенный, ему позволено написать десять номеров родственников, друзей и других значимых людей, с которыми он хотел бы поддерживать контакт, а также номер его законного представителя. Эти номера необходимо тщательно проверить, чтобы убедиться, что они безопасные.

Нужно удостовериться, что среди них нет номера женщины (или другого человека), над которой было совершено насилие и которую могли бы запугать до такой степени, чтобы она забрала заявление.

Сотрудники, отвечающие за телефонные разговоры, звонили по каждому номеру и говорили что-то вроде: «Джо Блогс только что прибыл в тюрьму Уормвуд-Скрабс и включил ваш номер в список своих контактов. Вы готовы отвечать на его звонки?» Если человек соглашался, рядом с его именем ставили галочку, если он отказывался и говорил, что слышать не хочет об этом мерзавце, его имя вычеркивали. Список возвращали заключенному, чтобы он видел, кто готов с ним общаться. Скорее всего, сегодня это все компьютеризовано, но в то время требовало многих человеко-часов. В тюрьму поступало около 90 человек в день, поэтому сотрудникам требовалось проверить сотни телефонных номеров. Кроме того, им нужно было прослушивать телефонные разговоры, которые заключенные вели с лестничных площадок.

Разумеется, они не прослушивали каждый разговор, поскольку для этого нам потребовалось бы 300 работников. Они контролировали только звонки заключенных, которых мы в чем-то подозревали, и около 20 случайных звонков. На каждой лестничной площадке было два телефона, то есть на корпус приходилось от шести до восьми штук. Очереди к телефону никогда не были проблемой, поскольку звонки считались одной из немногих привилегий, к которым заключенные имели доступ в течение дня.

Служба безопасности нуждалась не только в реструктуризации, но и в женской руке. Там было сыро и грязно, и, судя по всему, там не делали уборку с Викторианской эпохи. Я разобралась с этим довольно резко, и, пока там находилась, мы повесили на окна новые жалюзи. Понятия не имею, как сотрудники раньше работали под ослепляющими солнечными лучами. Там было жарко, как в теплице. «Начальник номер пять» дал мне разрешение на обустройство. Новые письменные столы, новые стулья, новые стеллажи для документов. Деньги были потрачены не зря, ведь все знают простую истину: порядок в комнате – порядок в голове. Если создать среду, в которой людям комфортно работать, они будут прилагать гораздо больше усилий. Именно такое отношение требовалось в службе безопасности. Больше всего мне хотелось тепло встречать людей: «Заходите, присаживайтесь. Хотите чашку чая? Что нового в вашем корпусе? Кто ведет незаконную торговлю? Расскажите». Мне нужна была информация. Информация. Информация.

Я наконец нашла структуру внутри тюрьмы, которая действительно могла повлиять на ситуацию. Решения, которые мы принимали внутри нее, значительно улучшали положение дел во всей тюрьме. Там я могла внести свой вклад. Мне хотелось поднять наш рейтинг с двух до четырех. Я стремилась сделать так, чтобы Уормвуд-Скрабс стала одной из лучших тюрем Великобритании. Не буду лгать, некоторые люди закатывали глаза, услышав мои «предложения». Никто не любит перемены.

Один из сотрудников был настроен особенно категорично и в итоге попросил перевести его в другое место. Я уважала его решение и понимала, с чем оно связано: его раздражало, что появилась какая-то выскочка, решившая изменить то, что оставалось неизменным с незапамятных времен. В то же время, если он не мог принять то хорошее, что я делала, ему действительно лучше было сменить место работы.

Вторая фаза моей работы заключалась в том, чтобы побудить сотрудников выйти в корпуса тюрьмы, вместо того чтобы сидеть за столами и перебирать бумаги. «Разговаривайте с персоналом, – говорила я. – Разговаривайте с заключенными». Я хотела, чтобы моя команда перемещалась по корпусам, а заключенные говорили: «Эй, охрана здесь!» Они должны были ощущать наше присутствие в тюрьме и понимать, что у них возникнут проблемы, если нарушат правила. У меня была небольшая команда, состоявшая из двух старших надзирателей, двух надзирателей и двух административных работников. Иронично, что, несмотря на значимость службы безопасности, мы были одной из самых маленьких структур в Уормвуд-Скрабс. Однако это меня не смущало и было достаточным, чтобы произвести впечатление.

Та работа оказалась похожа на службу в вооруженных силах, и я наслаждалась каждой секундой.

До этого момента меня тестировали, но никто не бросал мне вызов. Это же был настоящий вызов.

Утром я бодро вскакивала с постели. В моей голове постоянно крутились идеи о том, что можно сделать, чтобы укрепить безопасность. Как положить конец проникновению наркотиков в тюрьму? На тот момент это была наша главная проблема.

Обязательный тест на наркотики показал, что целых 30 % заключенных употребляли их. У нас был один из высочайших показателей в стране. Это было плохо. Контрабанда поступала по различным каналам: через встречи с семьей, коррумпированный персонал, зиплайны с крыши больницы. Проверенный метод переброски наркотиков через забор тюрьмы был наиболее популярен. От 20 до 30 свертков перебрасывали ежедневно.

От 20 до 30 в день! Только половину из них нам удавалось перехватить. Как бы мы ни старались, нам не всегда удавалось добраться до них вовремя. Если они приземлялись во двор, когда убирали мусор, свертки пропадали навсегда. Никто их больше не видел.

Уборкой занимались «красные повязки», заключенные, заслужившие доверие. Мы надеялись, что их моральный компас сильнее, чем у других, и что они передадут нам все найденные свертки. Им также полагались небольшие привилегии, которые способствовали принятию правильных решений. Тем не менее никому нельзя доверять, тем более в тюрьме. Вот почему через забор перебрасывали так много свертков.

Если сверток попадал в чужие руки, заключенный либо оставлял его себе, либо отдавал получателю, чье имя было написано на упаковке.

Наркотики перемещались по тюрьме в мгновение ока. Часто заключенные осуществляли доставку из пункта А в пункт Б внутри себя. Да, это то, о чем вы подумали! Меня никогда не переставали удивлять новые способы транспортировки.