мутной воде, расплывались, утекали в решетки под тротуаром. Торопясь, чтобы не промокнуть, я заскочил в фабричные ворота. Чуть поодаль, под подъездом, заметил знакомое авто. Но в нем никого. На ходу заглянул в фабричную столовую. Трубы ее дымили с утра до позднего вечера. Устроена столовая была в том же здании, где кормили рабочих и раньше, но длинные, «общие» столы убраны. На стенах – непременные плакаты о пользе здорового питания. Кроме «горячего», можно взять даже сельтерской, как в кафе. Тут же, у стойки, по карточкам, рабочим отпускали (по разнарядке) картофель, консервы и печенье. Приветливая, общительная подавальщица кивнула мне, предложила пообедать. Я устроился за столом с бутербродами и чаем. Грел руки о стакан, раздумывал. Предстоящая просьба к Августу Бокару меня беспокоила. Именно я представил основания подозревать его в смерти директора фабрики. И, признаюсь, обрадовался, когда нашлись мотивы, косвенно указывающие на Демина. За окнами понемногу сгущались осенние сумерки. Решительно отставив чай, я плотнее запахнул пальто и вышел. По коридорам шагал быстро, отгоняя чувство глухой тоски, поселившейся не в сердце, как воображают поэты, а в желудке.

Нос был раздражен (на службу его так и доставляли под конвоем), плохо выбрит, седая щетина торчала клочками. Мне показалось, слегка нетрезв. Но он, уставившись на меня, сразу же пробурчал, скомканно здороваясь:

– Бросьте надумывать, было накануне. На службе не позволяю себе.

И тут же, сдвинув бумаги и коробки на столе в подобие порядка, кивнул на стул.

– Садитесь. – С усилием криво улыбнулся: – Должен поблагодарить! Знаю, что к вам в некоторой части прислушались. Немного ослабили поводок. Крамолы в моих письмах и связях, – он саркастично выделил последнее слово, – не нашли, но чувствую, знаю! Даром это мне не пройдет. Не сейчас, так позже выйдет боком.

– Благодарить меня не за что. И я не отниму много времени. Нужно поговорить.

– Выбора у меня все равно нет, – заметил он хмуро, пожав плечами. – Ну давайте поговорим!

И тут же, не дожидаясь моих вопросов, выпалил резко:

– К черту, как на духу. Терять нечего. Вы хотели, помнится, знать, в чем была суть моих конфликтов с Кулагиным. Извольте! Можете тут же передать это все – туда! – Он мотнул головой на окно, где темнело небо. – Формула наша в самом деле открытие, прорыв. Кулагин был в восторге от успеха. Как же, обошли всех! Тут же загорелся идеей создания новых духов. Но для этого нужно время! Аромат – это произведение искусства. Он возникает из идеи, рождается трудно. Кулагин этого не желал понимать. И знаете, что мы сделали? – Нос наклонился ко мне ближе. – Какое там «мы» – я! Я взял свои старые, знаменитые духи «Букет» и – переработал состав процентов на 30! Устал от споров. Дал слабину, испугался, что меня выпрут к чертовой бабушке, – яростно зашипел он. – Основной характер композиции почти не изменился. Любой специалист – я подчеркиваю – узнал бы его легко!

Парфюмер прикрыл глаза и глубоко, протяжно вдохнул.

– Я усовершенствовал ноты, добавив синтетическую формулу. Но это… как теперь говорят, халтура!

Он задумался, потирая переносицу.

– Говорите, боялись, что «выпрут» вас. – Цех был почти пуст. Рабочие ушли на перерыв, а может, просто подальше от сомнительных разговоров, однако я старался говорить негромко. – Но разве вы не могли сами уйти, уехать? Думаю, работу бы нашли.

– Уехать? – Он рассмеялся. – Это вы мне говорите! Как будто это просто! А сами-то? Я ведь вижу, что у вас происхождение подкачало. Впрочем, если хотите знать мои мотивы… То они просты – здесь я нужен. Я делаю то, о чем мечтал. Экспериментирую. И если бы не некоторые… моменты, то большего и желать нельзя.

– Моменты, однако, едва не привели вас к аресту.

– И приведут, думается. В покое не оставят. Кулагин то и дело намекал, что, если не брошу артачиться, он «поставит вопрос». И насчет моей переписки «с предателями, которые осуждают советское государство», ему было известно. Этот наглый втируша – Демин – он едва не шарил в моих вещах. Вечно совал нос… Ладно, лишнее о покойнике! Но пока я нужен.

– Дело ведь не только в работе.

Я напрямую намекал на бывшую жену Кулагина, Ольгу. От меня не укрылась вспышка боли, короткая, злая. Откровенность, которую он допустил со мной, казалась ему унизительной.

– Разнюхали! Ну что же. Да, я неравнодушен… к судьбе Ольги Васильевны!

– Эти «поездки» упоминал Кулагин в спорах с вами?

– Допустим! Мы виделись. Но если вы намекаете на более чем дружеские отношения, то я вам советую уйти. Иначе за себя не ручаюсь. Вы моложе и крепче, но уверяю – уж синяков-то я вам наставлю.

– Я хочу извиниться.

Бакро недоуменно моргнул, но кулаки не разжал.

– Есть вещи, которые мне не слишком по душе, – продолжал я. – Однако их приходится делать. Я давно оставил щепетильность. Читать чужие письма, копаться в самых грязных подробностях – все это часть дела. Но я вовсе не наслаждаюсь этим. И не ищу оправданий. Служба!

– За что же извиняетесь?

– За то, что иначе при расследовании не выходит. Впрочем, я не за этим пришел.

– А за чем же? – уже спокойно, отчасти безразлично спросил он.

Я объяснил. Достал сверток с бельем.

– Это из квартиры, где нашли тело. Демин и тот, с кем он был, а скорее – та, могли сидеть только на кровати. Кроме нее в комнате почти ничего нет. Мне не дает покоя легкий оттенок, намек на запах от вещей, он кажется знакомым. Может, его возможно «извлечь» [16]?

Объясняясь, я чувствовал себе немного глупо, но ведь любая подсказка годилась, и я хорошо помнил, что сам парфюмер говорил об индивидуальности запаха.

– Может, это наивная мысль?

Слушая, он оживился.

– Нет! Вовсе не глупо. Нужно разложить аромат на составляющие. Для начала, запах нужно перенести с поверхности в стерильную среду с помощью, ну к примеру, марлевого тампона, – он задумался, что-то прикидывая, рассеянно передвигая склянки на столе. – Да, я сделаю! Но нужно время.

Нос вызвался проводить меня, но шел молча. У самой двери цеха, прощаясь, внезапно заметил:

– Ваша дама… она пахнет бензином. Полагаю, вы склонны видеть в этой молодой женщине нечто особенное, но на деле она лишь функционер. Не смотрите так. Мы с вами, так уж вышло, обмениваемся откровенностями.

Нос намекал на Ребекку. Что ж, сам виноват, переступил границы, вот и ответ.

– Это все же не ваше дело.

– И что же? Я скажу до конца. На фабрике, конечно, был слух о вас.

– Конечно! – Я был зол, но он как