Профессор вскользь добавил, что король надышался ртутью не забавы ради, а, видимо, стремясь поправить благосостояние королевства. Увлекся алхимией и решил, что сможет превратить ртуть в золото.

– Способ убийства навел меня на другую мысль. – Я раздумывал, делиться ли своими сомнениями. Профессор взглянул с интересом, и я продолжил: – Я заинтересовался, есть ли что-то особенное в психическом типе человека, который выбирает яд как средство преступления?

– Любопытно. Признаться, не смотрел под этим углом, но, пожалуй… Пожалуй, яд в самом деле отличается от других способов. Человек устроен интересно. Отравить ему проще, чем, скажем, ударить ножом. Хотя результат будет тот же. Вы вот знаете, что наши менее цивилизованные предки для жертвоприношений чаще всего использовали два способа? Жертв сбрасывали со скал либо травили ядом. Растительным, конечно же.

Как часто бывает с такими людьми, как профессор, разговор из практической плоскости норовил сползти в иную – общих рассуждений. Но тут же он сам, прервавшись на полуслове, вытащил из кармана часы и тихонько охнул, увидев время. Уже стоя в дверях, насмешливо, но с легким беспокойством в голосе, он, словно только вспомнив, сообщил:

– Вы, однако, популярны. Мне снова был звонок! Но уже другого рода. Вообразите, – он сделал паузу и пристально посмотрел на меня, – просят скорее отлично аттестовать вас. И отправить с богом домой. В Астрахань или куда?

– В Ростов, – поправил я мрачно.

– Простите, м-да… но я сказал, что возможности делать исключения у меня нет. Отдельно возиться с каждым слушателем?! Увольте! Все в свое время. И только так.

Я начал благодарить, он вскинул на меня искренне изумленный взгляд.

– За что это вы меня благодарить вздумали? Напротив, я не собираюсь делать одолжений. Занимайтесь. Учитесь, как все!

Я не ожидал такого решения от профессора, но звонку не удивился. Накануне у меня был не самый приятный разговор с товарищем Жемчужной. Поняв, что формула духов, по всей видимости, в безопасности, она предоставила дальнейшее работе милиции. И, уже очевидно, жалела о своем капризе привлечь «молодого и талантливого провинциала». Она дала мне неделю на то, чтобы окончательно разобраться в обстоятельствах смерти Кулагина. И из ее срока оставалось – я поднял глаза на настенные часы – шесть суток и восемь часов.

Однако сюрпризы этого дня еще не кончились. Профессор был абсолютно прав насчет моей неожиданной популярности. Пробегая по коридору, товарищ, тоже из слушателей, на ходу сунул мне клочок бумаги. И торопливо объяснил, что меня дважды вызывали по телефону в клинике. Не представились. Откуда звонят, тоже не сказали, но просили передать – вот! Еще раз ткнув в бумажку, он помчался дальше. Перечитав записку, я сразу, как только выпала возможность, поехал на фабрику. Дежурил у входа красноармеец, пропустил меня неохотно, охрану на фабрике усилили. Во дворе царила рабочая суета. Машины, телеги и люди…

Кабинет Кулагина так и стоял запертым. Я заглянул в лабораторию парфюма, Носа не обнаружил, разыскивать не стал. Глупо, но я чувствовал вину перед ним. Время было послеобеденное. В приемной завсбытом Демина сидела Зина. Сам он уехал, и на вопрос «когда вернется?» она убедительно соврала, что не знает. Проворно подскочила, чтобы выпроводить меня и закрыть дверь. Но уходить я не собирался.

– Зина, ведь Сергей Петрович Демин в тот вечер был у директора. Посетителя мы так и не нашли, – продолжил я уверенно. – Но стаканы, вы же помните? И пепельница полна окурков…

Она торопливо заговорила:

– Сергей Петрович не курит! Он бросил. Я для него держу всегда шоколадный трюфель. Он говорит, помогает не думать о папиросах. Если нервничает, то сразу…

И тут же осеклась, поняла свою оплошность. Вспомнила комочки фольги в пепельнице. Замолчала.

Я достал бумаги. Не торопясь разложил на столе.

– Что это? – Зина потянулась посмотреть.

– Накладные, которые жгли в кабинете директора. – Я подвинул их поближе. – Демин ведает на фабрике счетными книгами и контролем за поставкой продукции. Значит, выходит, он их ему принес?

Зина начала юлить, фальшиво удивляясь, почему меня интересуют формальности. Сначала твердила, что Демина в тот день не видела. Потом передумала, сказала, что видела только его портфель, в приемной. Откровенно нервничая и сердясь, она никак не могла придумать то, что вынудит меня уйти. Воду, которую я налил ей из графина, пить не стала.

– Прекратите сюда таскаться и меня допрашивать! Сколько можно! – Наконец Зина вскочила, оттолкнув мою руку. – Если вам нужен Сергей Петрович, то он сегодня не был на службе. А я все рассказала вам! Мне больше добавить нечего.

– Вы уточняли, почему его нет на фабрике?

– Я в его приемной временный секретарь! Раз нет, значит, по делам, может, в трест вызвали или еще куда.

Накладные я притащил с собой не просто так. Аноним, который звонил в клинику, сообщил, что Демин обворовывает фабрику, подсовывает директору липовые накладные, шельмует и вообще махинатор. Кто спалил накладные – он или сам директор? И кто же вызывал гараж во второй раз? Все эти вопросы хорошо бы задать самому Демину, но он на фабрику так и не явился.

Вскрылось, что он в самом деле проворачивал простые, но прибыльные махинации под самым носом у Кулагина. Демин играл осторожно, списывал товар как брак. Реализовывал его через «прикормленные» магазины, по левым накладным. Деньги делил с директорами точек сбыта. Прояснился и грузовик, что торчал вечерами в переулке, – на нем вывозили товар. Но мало этого, при полуоптовом отпуске товаров Демин производил все расчеты самолично, и в этих случаях тоже мог присваивать значительные суммы. Директору он регулярно подсовывал бумаги, которые тот, скорее всего, подписывал не вчитываясь. Зачастую новые, «красные» директора, «революционеры в душе и поступках», как выражались газетчики, не ориентировались «в атмосфере мелочных расчетов». Бухгалтеры на фабрике то и дело менялись, путаница в документах наблюдалась страшная. Впрочем, как и везде. Судебная статистика свидетельствовала, что почти половина преступлений имущественного характера в те годы была связана именно с хищением «социалистической собственности». Газетные фельетоны саркастично высмеивали разбирательства в Ленинграде, где к суду оказались привлечены работники трестов и крупных магазинов. А тут, некстати для Демина, отголоски ленинградского дела докатились до Москвы, и директоров нескольких магазинов сняли. Ему было остро необходимо подчистить документы и оформить их задним числом, тут тоже нужна была подпись Кулагина. Что сталось дальше – не ясно. То ли Кулагин не успел подписать, а Демин, найдя его мертвым, запаниковал и сжег бумаги. А может, Кулагин наконец смекнул, в