паковала в сумку под плащ красную книжечку из саркофага. Сама не знаю, зачем взяла ее. Может, чтобы избавиться от мерзкого чувства, что все сделанное не имело вообще никаких плодов?

Едва ли в могилу к преступнику могли положить что-то тайное или ценное, но кто за это поручится?

Главное, совершенно непонятно, что делать дальше. Просто ждать? Бежать неведомо куда, неведомо зачем? Забить на все, и пусть Огонь убьет меня еще раз? Нет, вот последнего я не хочу. Хватит с него. Незачем снова вешать свою глупость на его шею.

Проверив ремешки на сумке, я убрала ее за спину. Та извилина, что отвечала за паранойю, радостно заурчала. Если придется оперативно делать ноги, сумка не помешает.

Лунный свет после подвала показался удивительно ярким. Настолько ярким, что захотелось выдать затрещину Ворону, чья фигура до смешного очевидно виднелась в кустах. Но Огонь то ли не смотрел, то ли принял тень за сбежавшего на поиски приключений студента.

Пройдя до конца аллеи, мы не сговариваясь остановились. Несмотря на серьезность момента, меня захлестнула неуместная неловкость от непонимания, что нужно сказать и как поступить.

— Что будешь делать дальше? — Огонь не смотрел на меня, занятый так вовремя запутавшимся ремнем фляги.

— То же, что и раньше. Искать тело и пытаться выжить.

Огонь кивнул, откупорил побежденную флягу, сделал несколько больших глотков. И только после этого соизволил встретиться со мной взглядом.

— Иди. Ты обещала не уходить, пока я не отпущу. Я отпускаю. Просто знай: когда ритуал будет закончен — я найду тебя, чтобы призвать к ответу.

Ком в горле лишил возможности что-то сказать, а когда с голосом удалось совладать, момент был упущен.

Хотя кого я обманываю? Дело не в моменте, просто кое-кто явно переоценил свою способность к личностному росту.Но уйти, не задав ни одного из терзающих вопросов, оказалось выше моих сил. Ловко выхватив у Огня не закупоренную еще флягу, я приложилась к горлышку. И, дождавшись, когда опаливший глотку жар уймется, выпалила:

— Что стало с Лу?

Я ожидала совершенно любой реакции, от молчаливого ухода до попыток вытряхнуть из меня новообретенную жизнь.

Но Огонь лишь пожал плечами:

— А что с Лу? Живет, здравствует, возможно, уже присмотрела жениха.

— Не строй из себя идиота, жениха она себе двадцать лет назад присмотрела.

— Может, в этот раз зрение ее не подвело. Настойку верни.

— Обойдешься. — Я сделала еще один жгучий глоток. — Рассказывай. Я, может, и ведьма, но раньше это не мешало тебе со мной делиться, не опасаясь непрошеных советов.

— Не мешало. — Он смерил меня долгим взглядом, и я поняла, что рассчитывать на откровенность бессмысленно. — Пошла вон, скоро здесь будет второй дежурный преподаватель.

Ян

Если чему жизнь и научила, так это золотому правилу: не хочешь в жбан — не трожь лапами Нин-джэ, когда она в таком настроении.

Потому пощипывающие кончик языка вопросы я мужественно затолкал туда, где им самое место, безмолвной тенью следуя за девушкой по кривым улочкам.

На постоялом дворе было людно, что позволило без зазрения совести смешаться с толпой и застрять на первом этаже на добрых полчаса, уверенно игнорируя трактирщика, искать которого я якобы остался.

В конце концов грузного мужчину заметить все же пришлось, и, приказав, что из еды нам подать, я поплелся в комнату.

Нин-джэ сидела за столом и на скрип двери не обернулась. Можно было бы предположить, что она читает, вот только потрепанная книжица, к которой прилип пустой взгляд, оставалась закрытой.

— Не мне, безграмотному бродяге, давать советы умной образованной леди, но, быть может, удастся понять больше, если читать книгу, а не просто на нее смотреть?

Шутка камнем упала в пустоту, но уже то, что пресловутое чтиво не полетело мне в лоб, можно было считать благим знаком.

Впрочем, долго ломать голову над тем, как вывести девушку на разговор, не пришлось, в определенный момент она сама нарушила тишину, с шумом отодвинув от себя тетрадку.

— Я ошиблась. Тело, которое я нашла… оно нам не подходит. Мне то есть.

— Нам. — Я не упустил шанс топорно подлизаться, но, судя по благодарному взгляду, на сегодня Нин-джэ исчерпала запас скепсиса и была рада даже такому проявлению поддержки. — После проникновения в два охраняемых здания мне от тебя деваться некуда. Иначе я буду чувствовать себя идиотом, который рисковал своей жо… жизнью и не получил ни шиша в итоге. И где же нам искать нужное тело?

Нин-джэ пожала плечами. Как-то совсем растерянно, будто ребенок, разбивший коленку и сам не понимающий, как это произошло.

М-да, надо было не осторожничать и все же проследить за ними. Тогда не пришлось бы тянуть из нее клещами каждое слово.

Я отвернулся ненадолго, делая вид, что проверяю, плотно ли затворена дверь. Нин-джэ, конечно, не до моих гримас, но лучше перестраховаться. Ни к чему ей видеть раздражение, почти злость на моем лице.

Ненавижу играть честно. Ненавижу спрашивать, не зная заранее ответа. И втройне ненавижу, когда все это происходит в действительно важных вещах.

Но я уже один раз серьезно прокололся, когда не узнал всех подробностей о заказе. Стыдоба и позорище для хорошего наемника. Полная задница и пустота на месте, где когда-то было тепло и что-то такое трепыхалось в груди.

Больше я таких ошибок не наделаю. А если надо будет выпытывать у упрямой девчонки каждое слово по букве — так у меня терпения хватит!

Ну, не выпытывать… ждать, когда сама соизволит объяснить. Она соизволит, тут я уверен.

Глава 27

Ли Нин

Забавная штука, это доверие. Вот спроси меня кто, доверяю ли я этому приблудному бродяге, — в лицо бы рассмеялась. И с чего бы? Знакомы без году неделю, совместные успехи крайне сомнительны, да и, будем честны, не так много кто в моей жизни оправдывал доверие.

Но много ли толку от осознания ненадежности, если хочется выговориться? И стоит ли удивляться, что я, такая вся из себя осторожная и недоверчивая, сама не поняла, как разболтала от и до.

Разумеется, без деталей, не хватало еще, чтобы мой единственный союзник сбежал с воплями. Но с подробностями, позволяющими в нужной мере излить накопившиеся чувства. Горечь от встречи с теперь уже не другом. Тоскливое разочарование от очередной глупой ошибки, отбросившей меня в начало. Страх от непонимания, как и какие долги я должна отдать. И необъяснимая колкая жалость к мертвому