Желание посмотреть, что было у человека в коробке, так и подмывало Мамонта встать и отправиться на соседний склон. Он уже собрался это сделать, когда увидел преследователей. Спецназовцы перешли ближайший перевал и стали по низине приближаться к противостоящему склону.

– Не высовываться! – дал команду эмир. – Внизу спецназ идет. В составе, думаю, пары взводов. Атаковать их не вижу смысла. Силы сильно не равны. У них глаза острые. Шевеление кустов в стороне легко заметят. Тихо сидеть!

Рамазан Лачинов внезапно оказался рядом с ним, вскрыл ножом коробку с бананами и протянул эмиру зеленоватый плод. Тот принял его, очистил и сразу же съел.

– Больше не надо, – отказался Магомедгаджи от следующего банана. – Ты же знаешь, что я переспелые люблю, чтобы кожура уже чернеть местами начала. Пусть полежат несколько дней.

Помощник спокойно закрыл коробку, а эмир снова поднес к глазам бинокль.

Спецназовцы двигались снизу вверх двумя неравными колоннами, обошли убитого человека. Впереди шагали двое. Один из них явно был офицером, второй, насколько Мамонту удалось в бинокль рассмотреть, носил погоны старшего сержанта. Офицер часто поднимал руку ко рту, словно прикрывал его, стыдливо прятал свою беззубость или же просто кривую улыбку.

Был у Мамонта один такой приятель, у которого воспаление среднего уха перекосило всю физиономию. Он даже на зоне этого стеснялся и при разговоре постоянно прикрывал рот рукой.

Но Магомедгаджи легко догадался, что офицер ничего не прятал, а только машинально прижимал микрофон поближе к губам. Значит, он переговаривался с кем-то.

Выходит, не зря Магомедгаджи не пожелал ввязываться в бой. Где-то в стороне сейчас шла еще одна группа спецназовцев. Главное, чтобы они не оказались сбоку от отряда Мамонта. Иначе он рисковал оказаться между двух линий огня, сверху и снизу. Это заранее проигрышная позиция.

Только эмир подумал было послать наверх, в разведку, Рамазана, самого опытного своего бойца, как первые два взвода скрылись за перевалом. Им на смену показался другой отряд спецназа, больший по своему составу примерно на треть. Не прояви Мамонт осторожность, ввяжись в бой с первыми подразделениями, его отряд попал бы в затруднительное положение.

Это, без всякого сомнения, был именно спецназ. Экипировка солдат и офицеров говорила об этом. И шлемы не общеармейские, и бронежилеты, и глушители на автоматах с оптическим прицелом «Шахин».

О том, что спецназ воевать умеет, Магомедгаджи был наслышан и не желал подвергать необоснованному риску своих моджахедов, не проверенных в бою. Нельзя сказать, что он жалел их. Так эмир относился только к самому себе. При необходимости он пожертвовал бы ими всеми, включая Рамазана и Кремня. Но в данном случае ввязываться в бой было просто неразумно. Не было никакой необходимости это делать.

Рамазан наблюдал, как спецназовцы остановились рядом с человеком, разорванным на две части, и рассматривали его.

Потом на первом перевале появился еще один высокий человек. Магомедгаджи без труда, даже в бинокль его не рассматривая, узнал брата.

Манап шел, слегка наклонившись вперед. Это было последствие его ранения, про которое Мамонту рассказывала Айша. Рука Магомедгаджи машинально потянулась к снайперской винтовке Драгунова, которую Кремень оставил неподалеку, прислонил к достаточно толстому деревцу.

Значит, брат все-таки предал его! Мамонт не мог простить ему этого.

Оставалось непонятным то обстоятельство, как Манап сумел вывернуться из крайне неприятной ситуации. Ведь он же сам спровоцировал Магомедгаджи на расстрел пассажиров автобуса. Скорее всего, он просто не стал никому рассказывать подробности своего разговора с братом. Тут нет ничего сложного.

Не ясно только, почему сам Мамонт решил, что Манап должен обязательно брата прикрывать. Он ведь может просто все на него свалить, вот и весь разговор. Манапа не сможет обвинить никто, кроме брата-близнеца!

Но кто поверит эмиру? Что значит его слово против слова старшего следователя по особо важным делам? Какой суд будет всерьез рассматривать показания уголовника, да еще и рецидивиста?

Рука эмира уже ухватилась за цевье снайперской винтовки, когда на его локоть легла ладонь Рамазана.

– Что ты намереваешься сделать, эмир? – осведомился тот.

– С братом хочу разобраться.

– А о нас ты подумал? Обо всех? Обо мне, о Мураде, о Кремне? Ведь после этого и минуты не пройдет, как спецназ нас окружит. Никто тогда не спасется. Федералы всех перебьют. Тебя первым завалят! А ты еще много сделать должен. На тебе лежит большая обязанность. С братом ты и потом разобраться сможешь. Навестишь его в Махачкале. Я помогу тебе. А сейчас просто возьми себя в руки. Кроме того учти, что я проверял телефон Манапа. Он никому не звонил, спецназ не вызывал.

– У него может быть и другой аппарат. Ты же карманы его не выворачивал.

– Выворачивал, – соврал Рамазан не моргнув глазом. – Не было у него другого телефона. Спецназ сам по себе появился. Может, просто мимо ехал. Или экипаж первого вертолета сообщил. Их же два было. А спецназ где-то находился неподалеку и прикатил, я думаю, на грузовиках. Иначе, если бы их вызвали, они тоже вертолетом прилетели бы.

Магомедгаджи слегка успокоился, поставил винтовку на прежнее место и снова поднял к глазам бинокль, чтобы проследить за братом. Манап тем временем приблизился к спецназовцам, которые остановились рядом с телом погибшего мужчины. Какое-то время длился неслышимый для Мамонта разговор.

Читать слова разговора по артикуляции Магомедгаджи так и не научился, хотя давно мечтал об этом, даже подумывал приобрести программу распознавания речи для общего пользования. Впрочем, он еще даже компьютер для отряда не завел, хотя считал наличие такового необходимым. Но в данный момент ему было не до этих мыслей. Он следил за братом.

Манап, судя по всему, попросил перевернуть тело. Два сержанта осторожно, чтобы не испачкаться кровью, взяли покойника за руки и положили лицом к небу. Манап отрицательно замотал головой.

– Он рассчитывал меня увидеть, – сказал Рамазан, которому и бинокль был не нужен для того, чтобы все видеть и понимать.

Магомедгаджи подумал точно так же, как и его помощник.

Сержанты так и стояли рядом с Манапом и не догадывались о том, какие прекрасные мишени они собой представляют для бандитов, прячущихся неподалеку. Брат эмира попросил у одного из них штык-нож и, долго не думая, вскрыл коробку, разрезал ленты скотча, которые удерживали на месте клапана.

На землю полетела скомканная бумага, набитая в коробку, видимо, для того, чтобы основной груз не болтался. Потом на свет божий появился какой-то прибор, который офицер рассматривал с любопытством. Похоже было на