жизни. Улочки казались мне слишком узкими, дома – неуклюжими и маленькими, а люди – слишком заморенными. И нищие! Боги, это были настоящие оборванцы, искалеченные, вонючие и вынужденные круглые сутки выпрашивать подаяния у ворот!

– Господин, всего одну монету! – умолял мужчина и протягивал культи, которые заменяли ему руки.

– Подайте на пропитание! – скрипучим голоском повторяла старушка. Седая голова тряслась, а неподвижные, подёрнутые белой дымкой глаза слепо смотрели сквозь меня.

И это лишь те, кого я запомнил. Остальная масса слилась в один сплошной поток убогих и умоляющих, сидевших вдоль дороги. Их было так много, что у меня зарябило в глазах. Тархан вовремя спохватился и, отогнав попрошаек, увлёк меня к постоялому двору, иначе я бы точно не выдержал.

– Не обращай внимания, Октай. Попрошаек много. Всем не помочь. Наш мир жесток и несправедлив, – расщедрился он на длинную фразу. Видимо, оценил мой потерянный вид.

– Я знал, что мир жесток и несправедлив. Но никогда не предполагал, что настолько, – выдохнул я. Перед глазами всё ещё стоял безрукий мужчина. – Небеса! Почему? Есть же богадельни! Приюты!

– Они ленивы. Не хотят работать. А в приюты и богадельни берут лишь работников.

– Как работать безрукому?! – поразился я, следуя за палачом след в след, словно щенок на привязи. – А старуха? Она же слепая! И почему их так много?

– Половина – просто притворщики. Дети, например, так зарабатывают на сладости.

– Всё равно это ужасно…

– Это жизнь.

– Это неправильная жизнь! – я оглянулся, споткнулся и налетел на палача.

Тархан схватил меня и, кажется, разозлился – глаза потемнели, а невыразительное лицо окаменело ещё больше. По коже пробежали мурашки. Горло перехватило спазмом. Я едва не шарахнулся. Тархан взглянул в мои глаза и сделал шаг назад, ослабив хватку.

– Возможно, ты прав. Но народ сделается непослушным, если о нём хлопотать чрезмерно много. Это просто нужно принять, – мягче сказал он, разгладив на мне складки наряда. – Дворянский сын должен сохранять полное спокойствие, чтобы вселять уверенность и уважение в сердца черни.

Я покосился на проходящую мимо компанию и прошептал:

– Тархан, я уже давно не дворянский сын.

– На крестьянина ты не похож, – заметил палач. – А когда снимешь жреческие одежды, нам станет очень трудно объяснить, что ты делаешь рядом со мной.

– И правда, – задумчиво согласился я. – Что я делаю рядом с тобой? Пожалуй, нам стоит разойтись в разные стороны прямо сейчас, чтобы не вызвать ненужные вопросы, а тебе – не наживать неприятности.

Тархан хмыкнул:

– Ты сгинешь за первым поворотом.

Я подумал и признал его правоту. О мире мне было известно преступно мало.

– Дворянский сын. Дальний родич, прислужник палача, – предложил Тархан. – Это недалеко от истины.

Я в ужасе замотал головой:

– Нет! Я лучше придумаю что-нибудь другое.

В тёмных глазах мелькнуло неверие, словно Тархан сомневался в моём уме. Я оскорблённо поджал губы, задетый таким отношением, и первым толкнул дверь гостиницы. Мы вошли в небольшой, заставленный столами зал. Стоял гул, слышался смех. Кто-то звал подавальщиков. Пахло застарелым потом и чем-то кислым. Я едва поборол брезгливую гримасу и растерянно огляделся, не зная, к кому подойти и что говорить.

Палач вновь пришёл на помощь, подведя меня к стойке.

– Хозяин! – крикнул он.

На зов из кухни выглянул лысеющий пухленький мужчина. Он обвёл нас взглядом, явно что-то прикинул и согнулся в угодливом поклоне.

– К вашим услугам, уважаемые.

– Комнату и обед.

Мужчинка оживился:

– Лучшие покои для господина и его спутника…

Тархан его перебил:

– Не надо. Комнату. Обычную, – и выложил перед ним серебряную монету. – И обед сюда.

Он уселся за ближайший стол. Хозяин забрал деньги и скрылся на кухне. Вскоре оттуда выскочил мелкий мальчишка с подносом и расставил перед нами тарелки с обедом: рыбный суп и овощи. Я с тоской понял, как много всего прошло мимо меня и как много нужно выучить, чтобы жить среди свободных людей. Тархан держался непринуждённо и спокойно, а у меня все слова из головы вылетели. Я даже не сообразил, что нужно заказать комнату!

Взгляд помимо воли остановился на палаче. Стало очевидно, что без него мне не разобраться. От этого понимания стало… досадно, мягко говоря. Да ещё Тархан подлил масла в огонь, когда наградил снисходительным кивком. Я не для того очутился на свободе, чтобы стать должным палачу! Как мне обеспечить обеление имени рода, если я не могу обеспечить себя? Как добираться до клана Ляо? Вот заработать самому хотя бы медяк…

От мрачных мыслей отвлекло звучание флейты и барабанов. Я вскинул голову, увидел музыкантов и не сдержал радостного возгласа:

– Ну, конечно!

Как мне это не пришло в голову сразу? Ведь музыканты нам часто играли! Почему я не подумал, что это тоже работа? И ведь я мог получить за это деньги!

– Тархан, – я с горящими глазами повернулся к палачу. – Скажи, нам хватит денег на жуань?

– Нет.

– Позволь мне не поверить. Ты, помнится, говорил, что у нас из денег лишь медяки, а сам только что расплатился за комнату и обед полновесной серебряной монетой. Я не просто так спрашиваю. Я умею играть на нём и полагаю, что смогу быстро вернуть потраченные деньги и заработать ещё. Так что, мы можем позволить себе простенький жуань?

Тархан посверлил меня неподвижным взглядом и вздохнул.

– Сначала так заработай. – Дождавшись, когда мелодия закончится, он подозвал музыканта. – Дай жуань.

Музыкант побледнел и вцепился в инструмент – до того многообещающим вышел тон.

– Будь так добр, – я с вежливой улыбкой протянул руку. – Я всего лишь желаю узнать, сколько стоит моя игра.

Музыкант округлил глаза, но жуань одолжил. Я глубоко вздохнул и вышел в середину зала. Внимание всей таверны мгновенно сосредоточилось на мне, и по спине поползли мурашки. Десятки взглядов, толпа людей, а я был беззащитен и слаб.

Но отступать уже было некуда.

– Если вам понравится игра моей скромной персоны, прошу, оцените её монетами, – кашлянул я, сел, поставил жуань, тронул струны – и по таверне поплыла старинная медленная мелодия.

Будь я героем легенды, люди непременно прониклись бы музыкой и наградили бы если не деньгами, то добротой. Но героем легенды я не был. Народ поглазел на меня, переглянулся между собой и потерял интерес. Я закончил играть и застыл на месте. Из-за дальнего угла поднялась огромная, закутанная в чёрное фигура и направилась в мою сторону. Я с надеждой взглянул на неё, однако мужчина – а под маской и плащом, несомненно, прятался мужчина – бросил мне медную монету со словами:

– Держите, досточтимый жрец, а теперь уступите место мастеру, будьте любезны!