отправить в Кабинет Его Императорского Величества. Таким манером подмаслив государя, Перовский подстелил себе соломку на случай, если с Урала долетит эхо о крупном изумруде.

Перовский не зря был безоговорочным фаворитом и другом императора. Благодаря своему практичному уму Лев Алексеевич просчитывал ситуацию на несколько ходов вперед. Еще в прошлом году он совершил эффектный жест, который впоследствии долго приносил ему дивиденды в виде благосклонности царской семьи.

В очередной партии минералов, присланной Коковиным в Петербург, был новый, доселе невиданный драгоценный камень. Он обладал свойством менять свой цвет в зависимости от освещения: мог быть то ярко-зеленым, то красным, то фиолетовым, то лиловым… Перовский, когда увидел это чудо, едва поборол искушение оставить его у себя. Удивительный камень не имел названия, и, обладай возможностью, граф непременно назвал бы его в свою честь, и дамы из высшего общества носили бы в ушах и на шеях украшения с какими-нибудь «львовитами». Лев Алексеевич будто бы забыл, кто открыл этот камень и кто прислал его в столицу. Он преподнес его в качестве личного подарка на шестнадцатилетние цесаревича Александра. Прислушавшись к скромному предложению Перовского, драгоценный камень назвали «александрит» в честь будущего государя Российской империи Александра Второго.

Наши дни. Санкт-Петербург

– У кого-то утро начинается с кофе, а у нас с тобой… угадай? – встретил товарища Небесов.

– Очередной труп? – мрачно предположил Барсиков. Он только пришел на работу, когда его коллега закруглялся после ночного дежурства.

– С тобой, Антон, неинтересно, все ты наперед знаешь, – буркнул Михаил.

– Чего тут знать? Мы не в библиотеке работаем. Чей на этот раз?

Барсиков порылся в тумбочке в поисках чашки. Чашка оказалась немытой. От кофе в банке осталось лишь несколько карамельных гранул. Зато рафинада была почти полная упаковка.

– Дарья Балашова. Пропавшая подружка Вислоухова.

– Меняю сахар на кофе, – предложил Антон.

– Тебе не интересны подробности? – Небесов сердито достал свою банку поддельной, пережженной арабики.

– Не тяни кота за хвост. Выкладывай! Ну и дрянь же ты пьешь! – открутил он крышку и сразу почувствовал резкий запах.

– Не нравится – не бери. И вообще, мне домой пора! Про труп Балашовой в сводке написано!

Небесов ощутил, насколько сильно устал; от бессонной ночи голова отказывалась думать, накатила апатия. Миша флегматично положил Барсикову рабочие бумаги на стол и стал сгребать свои вещи в портфель.

– Иди, иди! – зашуршал Антон бумагами в поисках информации по Балашовой.

Из сухой оперативной сводки следовало, что двадцатого июня в шесть вечера в дежурную часть города Малая Вишера Новгородской области поступил звонок от неизвестного, сообщившего о трупе молодой женщины, который он случайно обнаружил на берегу местной реки. По заключению судмедэксперта смерть наступила из-за черепно-мозговой травмы, полученной в результате удара тупым тяжелым предметом, предположительно камнем. Рядом с трупом была найдена женская сумка с паспортом на имя Балашовой Дарьи Сергеевны, девяносто шестого года рождения, зарегистрированной в селе Троицкое Курской области. Как оказалась Балашова в Малой Вишере, сводка умалчивала.

Барсиков тут же позвонил в отделение, откуда пришел ответ на их ориентировку. Особой надежды на маловишерских оперов он не возлагал – догадывался, что те не станут напрягаться по чужому трупу. Труп, конечно же, маловишерский, но раз на Балашову поступила ориентировка из Санкт-Петербурга, то ежу понятно, что в поисках преступника заинтересованы питерские сыщики.

Как ни странно, коллеги из Новгородской области кое-какую работу все-таки проделали. Вследствие оперативно-разыскных мероприятий было установлено, что погибшая Балашова прибыла в город Малая Вишера в ночь на шестнадцатое июня и остановилась у своей сокурсницы по педагогическому колледжу Екатерины Сычевой. Спустя три дня Балашова из квартиры Сычевой съехала. По показаниям Сычевой, девятнадцатого июня она обнаружила в своей квартире следы присутствия посторонних: незапертую входную дверь и перерытые вещи, о чем Сычева сообщила в полицию. Прибывшие полицейские выяснили, что пропавшие из квартиры деньги взял муж Сычевой, Владимир. Ввиду этого обстоятельства Сычева свое заявление забрала.

Также Сычева сообщила, что у Дарьи Балашовой было дорогое ожерелье с крупными изумрудами. Среди вещей, найденных при погибшей, никаких ценностей обнаружено не было. Судя по всему, Дарья погибла из-за изумрудного ожерелья. Барсиков помнил, что на одной из видеозаписей, изъятых из театра «Скоморох», на шее Балашовой красуется ожерелье зеленого цвета, но ценное оно или нет, определить сложно. Надо будет Сычевой предъявить для опознания ожерелье с видеозаписи, чтобы знать наверняка, его ли она видела у Балашовой или нет.

1943 г. Блисдорф

Нина ступала очень тихо и двигалась с такой скоростью, чтобы как можно быстрее миновать опасный участок, но в то же время не привлечь к себе внимания подозрительно спешными шагами. Опасный участок начинался с угла дома, где жила фрау Рудберг. Нина никогда не шла через центр двора, ходила всегда вдоль дома, держась как можно ближе к стене, но не впритык, иначе со стороны это выглядело бы странно. Нина знала: так у нее больше шансов войти в квартиру незамеченной. Из узких готических окон на втором этаже хорошо просматривался двор. Подойдя к среднему подъезду, Нина остановилась, прислушиваясь: не идет ли кто, не затаился ли в ожидании? Обычно двери подъезда подпирал принесенный кем-то крупный камень, но иногда камень исчезал, и двери были закрыты. В этом случае она как будто играла в лотерею: кто в следующий момент из него выйдет – неизвестно, и в случае чего она не успеет увернуться.

Нина осторожно вошла в темноту подъезда и остановилась на первом этаже. Прислушалась. Она давно изучила шаги всех жильцов. Среди них опасность представляли лишь одни – крадущиеся, выдающие себя нетерпеливым дыханием или, когда он ее не ждал – громкие и тяжелые, словно по лестнице несли шкаф. Нина бесшумно поднялась по ступенькам, готовая в любой момент бежать прочь.

Однажды на площадке между первым и вторым этажами стоял Клаус. Стоял тихо. Затаился, увидев ее в окно. Он даже спрятался в угол. Со стороны это выглядело смешно: здоровенный сорокалетний дядька играет в кошки-мышки. Но Нине было совсем не до смеха. Со свирепым ревом: «Сейчас ты, дрянь, у меня узнаешь!», протягивая крючкообразные лапы, Клаус бросился к ней. Тогда Нину спасли быстрые ноги и молниеносная реакция. Ничего плохого Нина Клаусу не сделала, разве что при первой встрече вырвалась из его рук, когда тот попытался затащить ее к себе в конуру. От Нины требовалось приходить сюда к строго определенному времени, но, к счастью, Клаус своими пропитыми мозгами запомнить время ее появления был не способен.

И вот она на втором этаже. Остался последний, самый сложный рубеж: попасть в квартиру и прошмыгнуть в дальнюю комнату.