и снизить цену. Старик попытался успокоить его, сказав, что деньги на процедуру с лихвой отбиваются подарками и подношениями друзей. Последнее, что хотел делать Иван, – это приглашать друзей на свое обрезание.

Всю неделю Ване снились бородатые янычары, колесницы фараонов и его собственная писька. Она улетала от него, подобно тому, как стаи уток летят на юг. Ваня перестал есть.

Потом приехала Ира – сообщить маме, что она беременна и вышла замуж за гражданина Израиля. Срок беременности уже был большой. Ира ходила медленно и при ходьбе охала. Дворовые просили рассказать про неведомую страну. И тогда Ира тяжело усаживалась на скамейку, поглаживая живот, и заводила медовую речь: «В этой стране сок от инжира течет по земле. В этой стране просыпаешься и видишь синее небо без туч».

Ваня смотрел на Иру издалека. Он прятался, не решался подойти к ней. Но чем дольше глядел он на недавнюю любовь свою из засады, тем легче ему становилось. Будто какой-то пузырь с нарывом лопнул, и стало хорошо – легко-легко.

Вечером он вернулся домой, сварил свиную сосиску, пожарил яичницу и запил все стаканом молока.

– Сыночка? – радостно встрепенулась мама. – А разве можно есть вместе мясное и молочное?

– Можно! – ответил Ваня с набитым ртом.

Мама с благодарностью посмотрела на православный календарь на стене. Она молилась о блудном сыне каждый день, и, кажется, теперь все сработало.

Папа оторвался от газеты.

– Сынок, – позвал он. – А знаешь, как будет «советский ледокол», шесть букв?

– Красин, – подсказал Ваня.

На Брит-Милу он не поехал.

Улыбка, которая дала всем

Вот как я узнал о сексе.

За углом нашего дома стоял ЖЭК. За ЖЭКом буйно росла крапива и цвел сиреневый куст. В глубине куста, если продраться, пряталась лавочка. Это было наше секретное место.

Сюда мы бегали курить из школы. Здесь я впервые попробовал запивать водку пивом. Случилось так, что и первый секс (еще не свой) я увидел здесь же.

В один из томительных майских дней, когда солнце висит раскаленным шаром, а пионеры, закуривая, мечтают о каникулах, в секретном месте случилось столпотворение. Десять или пятнадцать мальчиков сгрудились вокруг сиреневого куста и явно были взбудоражены.

– Что случилось? – спросил я, подойдя.

– Маринка Улыбка всем дает, – ответили мне и сунули окурок – потянуть. Курила пионерия из экономии средств одну на пятерых.

– Что?! Дайте глянуть!!! – И я стал протискиваться сквозь толпу.

Маринку Улыбку я знал. Мы учились в параллельных девятых классах. Была она тощая, носатая, страшная, острая в коленках и локтях. Еще, кажется, батя ее крепко поддавал. Мы видели, как однажды он брел домой: штаны нараспашку, хозяйство вывалилось наружу, сделав дела, пьяный батя забыл застегнуться.

Народ не желал расступаться. Ближе к лавочке спины в школьных куртках с отрезанными рукавами и надписями «Металлика» и «Айрон Мейден» смыкались так плотно, что дальше было уже не пролезть.

– Да дайте, дайте же! – пыхтел я. Меня отпихивали. Один мальчик постарше пообещал дать мне в глаз, если я попробую пролезть снова. Тогда я поменял тактику: стал прыгать, чтобы постараться разглядеть хоть что-нибудь через головы. Неожиданно над ухом заорали: «Атас! Директор!» – И толпа школьников, гогоча, бросилась врассыпную.

На уроке Леха Пиндяйкин, мой закадычный друг, толкнул меня локтем:

– Видел?

– Ага, – соврал я. – Видел ноги, спины, и вроде еще стонали.

– Вот! – со знанием дела сказал Леха. – Это и есть секс!

Слава об Улыбке, «которая всем дает», распространилась среди школьников стремительно. Слухи о ее приключениях воспламеняли наш разум. «Слыхал? – Мы курили на своей лавочке, и Леха выдавал порции новостей. – Улыбка вчера вечером всем давала на трубах». «Трубами» мы называли узлы теплоснабжения, еще одно любимое место городской шантрапы. Или: «Завтра Улыбка будет всем давать прямо в школьном мужском туалете».

Казалось, что Улыбка давала везде, где не было нас.

Мы шли в туалет, и там оказывалось пусто. Мы караулили на трубах, но вновь без успеха. Иногда я сталкивался с Улыбкой в школьных коридорах. Можно было напрямую подойти и спросить: «Марин, где ты будешь давать сегодня?» – но мы не могли так сделать. Вместо этого мы гоготали, видя ее, и пихали друг друга – ошалевшее молодое стадо.

Глядя ей вслед, я думал: и что все нашли в ней? Было бы от чего сходить с ума. Но внутри я знал: обернись сейчас Улыбка и помани пальцем – и я рвану за ней на третьей космической, разбросав учебники, карандаши и мамины бутерброды.

Вскоре мой друг Леха неожиданно стал встречаться с красивой девочкой Настей. Черт знает, как и за что Настя выбрала его. И однажды это произошло. Леха пришел в школу, сияя как начищенная монета.

– А мне вчера дали! – заговорщически сообщил он.

– А мы… а мы… – Я пыжился и не знал, что ответить. – А мы вчера подобрали песню «Эйсидиси» на гитаре.

Короче говоря, крыть было нечем. Леха даже не поинтересовался, что за песня.

Настя немедленно взялась за исправление Лехи. Для начала она сводила его в парикмахерскую, где работала ее тетя. Молодецкие кудри – гордость любого школьника и металлиста, который изрисовал логотипами АСDС не одну тетрадь, – упали мертвые на пол. Это было уже что-то: Леха собственным примером показывал, что за секс придется отдать многое. Глядя на него, мы даже на короткое время поостыли: нам не дают, это плохо, но зато хоть волосы остались при нас – это хорошо.

«Представляешь, если ей надо выйти из дома, Настя красится целый час! – рассказывал о буднях своей новообретенной любви Леха. – И подбирает платья еще минут сорок». Еще Настя мылась по два-три раза в день. «Прикинь! – Глаза его сверкали негодованием. – Меня она тоже заставляет мыться ежедневно! Честно говоря, это жесть…» – в итоге понуро заключал он.

Настя хотела, чтобы Леха соответствовал ее красоте. Под шумок она взялась облачать его в нормальные одежды. Уговорила носить серый свитер в ромбик. Заменила кеды на туфли с острыми носами – такие любили носить гопники и мелкие коммерсанты. На наших глазах Леха превращался в другого человека. И в конце концов, не выдержав, мы выкатили ему ультиматум: если продолжишь ходить в этом, забудь о репетициях в рок-группе!

Эпопея с рок-группой началась месяца за три до Насти. Подобно всем подросткам, мы желали славы – и сколотили отъявленнейший коллектив. Группа репетировала по квартирам одноклассников, но часто была вынуждена менять дислокацию. Когда родители, уставшие от пубертатных воплей, указывали на дверь (обычно кто-то из них врывался к нам в комнату прямо во время первой