всех других местах находились контрольно-пропускные пункты, нас могли задержать, и было бы много неприятностей. Так вот, понтонная переправа, через которую нам предстояло ехать, была рассчитана на груз в три тонны, а общий вес нашей машины с грузом и нами, тремя сидящими в машине людьми, был пятнадцать тонн. Майор, начальник переправы, не хотел нас пускать, но представитель завкома ка­ким-то образом его уговорил, и нас пропустили. Наша маши­на шла по понтонному мосту, как по волнам. Понтоны почти полностью притапливались. Все скобы, скреплявшие деревян­ное покрытие моста, повылетали. Авантюра была, конечно, чистейшей воды, но другого выхода у нас не было.

Такой рейс был опасен и для охраны понтонного моста. Но несмотря на жесткие законы послевоенного времени, люди, пришедшие с фронта, переносили на гражданскую жизнь фрон­товую смекалку. Позже Тимофей Сергеевич еще раз встретился с майором, разрешившим проехать по мосту. И тот рассказал, что после того случая работников переправы долго таскали к начальству, и особисты всё допытывались, с какими такими целями был пропущен по трехтонному мосту пятнадцатитон­ный грузовик?

Поисками продуктов занимался и работавший начальни­ком гаража Афроим Ехилеевич Вайкус, который менял в военных пекарнях автол на хлеб. С этим хлебом ездил в Отрад­ное к немецким рыбакам и менял его там на треску и камбалу, которую раздавал потом бесплатно работавшим в гараже не­мецким и русским шоферам.

«Чтобы выжить» — этими словами начинались рассказы многих наших собеседников о той страшной послевоенной зиме. Чтобы выжить, «ходили на бурты к воинской части свек­лу воровать» (Зинаида Иосифовна Опенько); чтобы выжить, «на баржу залазили и прямо там сырую капусту ели» (Клавдия Алексеевна Чумакина) ... Такие признания были не редкос­тью. Выхода не было, и люди шли на нарушение закона, пре­красно осознавая возможные последствия.

Самые большие жертвы от голода были, конечно, среди немцев. «А у нас другое настроение: умирать не время. Война-то ведь кончилась!» — такой психологический настрой суще­ствовал у переселенцев, и он помогал им выстоять (Сергей Владимирович Даниель-Бек).

Лишь к осени 1947 года, когда созрел новый урожай, ситу­ация с продуктами стала улучшаться.

Коровы в городе

Обязать все категории русского и немецкого населения произвести засев индивидуальных огородов в размере 0,15 гектара <...>

Рекомендовать следующий набор огородных культур на индивидуальных огородах:

Для русского населения Для немецкого населения Название культур Площадь(м2) Название культур Площадь (м2) Картофель 300 Свекла столовая 500 Редис 100     Свекла столовая 200 Кольраби 500 Капуста 500 Брюква 500 Огурцы 250     Лук чернушка 25     Чеснок 25     Морковь 100     Итого 1500   1500

Из постановления Военного совета Особого военного округа № 3 от 6 февраля 1946 года

Весной 1946 года в области была открыта новая эра — эра приусадебных хозяйств и огородов. Голод заставил власти пой­ти навстречу «частнику». Все понимали, что иначе людям про­сто не выжить: колхозы на новой земле еще не развернулись, а Россия сама голодала.

На огородах, на приусадебных участках сажали картошку, овощи, сеяли зерно, выращивали корм для скота. Земля незна­комая, мало ли что родить может, поэтому проводили различ­ные опыты: «Мать посадила арбузы, и они даже вызрели: лето было жаркое», — рассказал Александр Августович Мелнгалв.

— Отдыхать некогда было, — говорит Василий Андреевич Годяев, — существовал всего лишь один выходной день, и в этот выходной мы работали на своих огородах. Кстати, огород немца отличался от огорода переселенца тем, что вокруг него немец не ставил высокого забора с колючей проволокой, как у наших переселенцев. Скорее всего, это говорит о том, что у немцев не принято было лазить по чужим огородам.

Не полагаясь на гособеспечение, создавали свои хозяйства воинские части, больницы, предприятия. «При