очень похожий проект. Но Папа стал рассматривать эти вещи как досадные ошибки, которые послужили бы лишь для того, чтобы сплотить общины центральной Италии на стороне Бонифация IX. Трудно упрекнуть его в том, что он рассудил так, поскольку проект вторжения в Италию позорно провалился. Герцог Бурбонский, который присутствовал на некоторых из этих обменов мнениями по пути в Марсель, вышел из дела. Он с отвращением вернулся в Париж, к ярости Папы и герцогини Анжуйской, которые выложили большие суммы на доставку и снабжение его армии. Большая часть следующих двух лет была потрачена на бесплодные попытки выйти из сложившегося тупика[1107].

* * *

Для Филиппа Бургундского все это было нежелательным отвлечением от дел по заключению прочного мира с Англией. Он начал заниматься этим вопросом, как только Карл VI пришел в себя в монастыре Сент-Жульен в Ле-Мане. Болезнь короля подняла ряд деликатных вопросов. Невозможно было скрыть серьезность произошедшего. Представители Ричарда II находились в Ле-Мане, когда Карл VI переживал кризис, и даже были допущены в опочивальню короля находившегося без сознания, пока их поспешно не выпроводил герцог Бургундский. Английские шпионы были заняты сбором сплетен при дворе. Английское правительство вряд ли согласилось бы на заключение постоянного договора, если бы существовали сомнения в том, кто имеет право говорить от имени короля Франции. Чтобы успокоить эти тревоги, Филипп прибегнул к помощи весьма нетрадиционного посредника. Роберт де Меннуа, известный как Роберт Отшельник, был нормандским провидцем, который большую часть своей взрослой жизни провел на востоке. Недавно он прибыл во Францию, утверждая, что Бог повелел ему примирить Англию и Францию и направить их объединенные силы против турок. Роберт был человеком большого красноречия и обаяния, чьи проповеди уже оказали определенное влияние во Франции. Филипп де Мезьер, который, вероятно, был ответственен за представление его советникам французского короля, назвал его "особым посланником Бога для обоих монархов". Герцог Бургундский проницательно рассудил, что Роберт понравится впечатлительному и возвышенному королю Англии и, возможно, обойдет громоздкие условности дипломатического обмена. И он не был разочарован. Роберт явно произвел впечатление на Ричарда II, как до него это сделал другой пропагандист крестовых походов Лев VI Армянский. Результатом его миссии и более официального посольства, прибывшего в Англию в конце сентября, стало соглашение о том, что новая конференция откроется в Лелингеме 9 февраля 1393 года, а обе стороны будут представлены на самом высоком уровне, но не королями[1108].

Наконец, конференция открылась в Лелингеме с опозданием на два месяца, в апреле 1393 года. Для английской стороны она проходила на сложном внутреннем политическом фоне. Отъезду послов Ричарда II предшествовали ожесточенные дебаты в Парламенте по поводу их инструкций, в чем-то напоминающие дебаты в Стэмфорде годом ранее. Английские источники немногословны на этот счет. Есть некоторые свидетельства того, что герцог Гельдерна мог снова выступать в качестве неофициального лидера военной партии. Ему, безусловно, было предложено направить своих послов для изложения своих взглядов в Парламенте, и, возможно, он так и сделал. Если это так, то, судя по сообщениям, дошедшим до министров французского короля в Париже, они имели определенный эффект. Английское правительство, очевидно, испытывало большие трудности в сдерживании враждебности рыцарей из Палаты Общин. В некоторых частях Англии, где были сильны традиции военной службы, на мирную конференцию смотрели с серьезными предубеждениями и угрозами насилия. На северо-востоке и в средней Англии сопротивление организовывали профессиональные капитаны, сделавшие карьеру во Франции. Их главарь, сэр Томас Толбот, владевший землями в Йоркшире, Чешире и Ланкашире, был капитаном Бервика, а затем Гина и сражался на турнире в Сен-Энгельберте. Другие участники сопротивления, которых можно идентифицировать, происходили из очень похожей среды. Ланкаширский рыцарь сэр Уильям Клифтон, еще один участник турнира в Сен-Энгельберте, был капитаном Ама в Пикардии. Сэр Джон Масси принадлежал к известной военной семье из Чешира, некоторые члены которой долгое время служили в Гаскони. Министры Ричарда II хорошо знали о назревающей проблеме. Они отправили графа Хантингдона и местного магната, сэра Джона Стэнли, на северо-восток, чтобы вразумить главных противников, но те действовали осторожно, не желая переходить к более жестким мерам, опасаясь вызвать кризис, который мог потребовать отложить конференцию[1109].

Главным представителем Ричарда II в Лелингеме опять был Джон Гонт. Его поддерживал герцог Глостер, который был добавлен в команду, чтобы обезоружить критиков мирного процесса внутри страны. Обоим была предоставлена широкая свобода действий для уступок. Сам король оставался в Кенте, находясь в курсе событий. С французской стороне были герцоги Бургундский и Беррийский, но они не имели полного карт-бланш, несмотря на свое главенствующее положение в Совете французского короля. Сам Карл VI обосновался со своим двором в Абвиле, в одном дне езды к югу от Кале, чтобы Совет мог быстро собраться, когда требовалось принять решение. Два королевских дяди разместили свою штаб-квартиру в Булони и несколько раз в неделю ездили в Лелингем на встречи с Ланкастером и Глостером. Унылые равнины вокруг деревни превратились в сцену несравненного великолепия. У герцога Бургундского был огромный павильон, похожий на миниатюрный обнесенный стеной город с аллеями и улицами, вместимость которого, по слухам, составляла 3.000 человек. Павильон герцога Ланкастера, по сообщениям, был еще более грандиозным, с часовнями, аркадами, судами, рынками и колокольнями, отбивающими часы. При стоимости почти 5.000 фунтов стерлингов английское посольство стало самой дорогой миссией во Францию за многие годы.

В день открытия конференции вся масса дворян, чиновников и клерков столпилась в церкви для чтения прокламаций послов. Скромная церковь была украшена роскошными гобеленами, изображающими великие битвы древнего мира. Джон Гонт приказал снять их и заменить символами Страстей Христовых — явным намеком на Орден крестоносцев Филиппа де Мезьера. Лев VI Армянский, присутствовавший в свите французских королевских герцогов, недавно вернулся из Восточной Европы с докладами о положении дел там. Роберт Отшельник проповедовал свое послание о мире и единстве на задворках конференции. Продвижение турок в Европу было у всех на уме. Эсташ Дешан точно отразил это настроение в длинном стихотворном сетовании на разделение христианства, написанном в первые дни конференции, полным обычных чувств, но проникнутом настоящим оптимизмом. Люди чувствовали, что им предстоит стать свидетелями великих событий. Мишель Пинтуан[1110], монах из Сен-Дени, который недавно был назначен официальным хронистом, был вызван герцогом Беррийским в Лелингем, чтобы запечатлеть это событие в своей хронике. Жан Фруассар поселился в Абвиле, чтобы быть ближе к придворным сплетням[1111].

Как только закончилась церемония открытия, четыре королевских герцога обойдясь без обычных сложных процедур начали серию закрытых заседаний с ограниченным числом участников. Обмен мнениями, по словам герцога Бургундского, был "дружеским и откровенным". Англичане сразу же дали понять, что ни при каких обстоятельствах не согласятся сдать Кале.