Том был уже за пятьдесят футов от стены, когда сообразил, что бежит. Он остановился, обернулся и увидел, как Семерка внезапно поднялась на дыбы, как норовистый жеребец, сбросив наездника, и Ривера дважды перевернулся в воздухе. Том закричал что-то бессмысленное и бросился к юноше. Ривера распростерся на траве. Том поднял его на руки, снова посмотрел на Семерку и побежал. И только потом понял, что бежит от машины.

Она, похоже, спятила. Она отъехала от кургана, мотор выл, как бешенный, рычаги без толку молотили воздух. Нож то и дело опускался, вгрызаясь в землю, оставляя глубокие борозды, через которые с яростным ревом перекатывались гусеницы.

Семерка описала большую неправильную дугу, вернувшись к кургану, и стала биться в полуразрушенную стену, рыча, и с лязгом царапая камни ножом.

Том добежал до края плато, задыхаясь, опустился на колени и бережно опустил ношу на траву.

– Парень, эй, парень…

Длинные шелковистые ресницы задрожали, приподнялись. И у Тома что-то оборвалось в груди, когда он увидел глаза, закатившиеся так, что видны были только белки. Ривера, хрипя, глубоко вдохнул, и зашелся кашлем, мотая головой с такой силой, что Том вынужден был зажать ее между ладонями.

– Ay… Maria madre… que me pasado? Том – что со мной случилось?

– Ты свалился с Семерки, дурачок… Ты… Как ты себя чувствуешь?

Ривера попытался приподняться на локтях, но не смог – и повалился назад.

– Да, все о’кей. Только жутко болит голова. А что у меня с ногами, Том?

– С ногами? Они что – болят?

– Нет, не болят. – Юное лицо посерело, губы сжались в тонкую полоску. – Нет, ничего, Том.

– Ты можешь ими пошевелить?

Ривера снова попробовал приподняться, потом отрицательно повертел головой.

– Не волнуйся. Я пойду, приведу Келли. Все будет в порядке.

Том поспешно ушел. Ривера позвал его, но он не оглянулся. Ему уже и раньше приходилось видеть человека со сломанной спиной.

ПРЕЖДЕ ЧЕМ СПУСТИТЬСЯ С ПЛАТО, Том остановился и посмотрел на курган. В сгущающихся сумерках было видно, что бульдозер стоит возле него. Мотор работал, машина сама по себе не отключилась. Но Тома заставило остановиться другое: мотор гудел не ровно, а прерывисто, то снижая, то повышая обороты, словно чья-то нетерпеливая рука дергала сцепление. Хру-ум, хру-ум, громче, быстрее, причем гораздо быстрее, чем мог позволить даже сломанный предохранительный клапан. Потом – медленнее, тише, едва ли не умолкая, нарушая тишину лишь редкими нерегулярными выхлопами. И снова быстрее, почти вскрикивая, разгоняясь до стольких оборотов в минуту, что это угрожало всем подвижным частям, и машина сотрясалась, будто в приступе смертельной лихорадки.

Том быстрым шагом направился к Семерке. Его обветренное лицо стало еще более хмурым, чем обычно, и выражало недоумение. Предохранительный клапан время от времени выходит из строя и бывали случаи, когда мотор, выйдя из-под контроля, разваливался на куски. Но он либо делает это, либо глохнет. Если оператор достаточно глуп, чтобы оставить машину с включенным двигателем, она может продолжать работать, может даже поехать, но она не станет поворачивать, разве что нож углом задел бы за что-то прочное и неподвижное, или зарылся бы в землю – но даже и тогда, скорее всего, машина просто остановится. В любом случае, ни для какой машины невозможно самой по себе, без оператора, вот так набирать и снижать обороты, поворачиваться то в одну, то в другую сторону, поднимать и опускать нож.

Когда Том приблизился, мотор замедлил работу, стук поршней стал равномерным и четким, как если бы машина перешла на холостой ход. У Тома возникло чувство, будто Семерка наблюдает за ним. Он подумал, что, должно быть, свихнулся. Отогнав от себя эти глупости, Том подошел и положил ладонь на решетку радиатора.

Семерка отреагировала, точно взбесившийся жеребец. Мощный дизель взревел – и Том ясно увидел, как двигаются в кабине рычаги. Он отпрыгнул, ожидая, что машина дернется вперед, но, очевидно, был выставлен задний ход и она ринулась назад. Одну гусеницу заело – и бульдозер резко развернулся. Край ножа описал в воздухе быструю сверкающую дугу, едва не задев бедро Тома, но он вовремя успел отскочить.

Ударившись о стену, бульдозер переключился, развернулся и двинулся на Тома, высоко подняв двенадцатифутовый нож. Обе большие фары на низких опорах горели, напоминая выпученные глаза какой-то чудовищной жабы. Тому не оставалось ничего другого, кроме как подпрыгнуть вверх и хватиться за верхний край ножа, сильно отклонившись назад, чтобы упереться ногами в отвал. Нож опустился и вошел в мягкую землю, делая глубокую борозду. Земля поползла вверх, ноги Тома погрузились в нее и он был вынужден непрерывно переступать, чтобы его не затянуло под нож. Нож снова поднялся, оставив четырехфутовый холм на краю ямы. Мотор взревел и умолк, когда бульдозер соскользнул в эту яму, и взревел опять, когда взбирался на холм. На мгновение машина застыла на вершине в шатком равновесии, а затем полетела вперед и вверх, как с трамплина. И четырнадцать тонн металла со скрежетом, отзывающемся в позвоночнике, врезалось в почву ножом вперед.

Большая часть кожи с загрубелых ладоней Тома осталась на ноже, когда его сбросило. Он перекувырнулся и полетел спиной вперед, но успел сгруппироваться, и приземлился на ноги. Он знал, что ни одна машина не может сразу вытащить так глубоко погрузившийся нож. Он взобрался на верхний край ножа и обеими руками ухватился за решетку радиатора. Именно в этот момент, когда у Тома не было другой опоры, решетка отвалилась. Потеряв равновесие, он ударился плечом о корпус. Ноги болтались в воздухе; он заскользил по гладкой поверхности туда, где гусеницы яростно взбивали землю. В последний момент ему удалось ухватиться за воздухозаборную трубку. Когда Том повис на ней, бульдозер освободился из земляного плена и устремился назад, на холм и в яму. Снова сумасшедший полет, лязг и грохот – на этот раз машина приземлилась на гусеницы.

Резкий толчок заставил Тома оторваться от опоры. Он полетел вниз, ударился локтем о выхлопную трубу и ухватился за нее. Темно-красный металл обжег руку. Том зарычал. Его по инерции крутануло, ноги понеслись вверх и стукнулись об один из рычагов. Он зацепился за него ступней и начал подтягиваться, перебирая руками по горячему металлу. Он полз задом наперед, пока, наконец, не упал на сиденье оператора.

– Теперь, – хрипло проскрипел Том сквозь красную пелену боли, – я буду тобой управлять. – И пнул рычаг управления.

Мотор взвыл. Том повернул дроссель, отжал большим пальцем собачку храповика и повел рычаг акселератора вперед до отказа, чтобы прекратить поступление горючего.

Ничего не получилось. Двигатель снизил обороты, перешел на холостой ход, но не умолк.

– Есть одна штука, без которой тебе не обойтись, – пробормотал Том. – Давление.

Том встал, собираясь дотянуться через щиток до компрессионного клапана. Но не успел. Как только он поднялся с сиденья, мотор взвыл с прежней мощью. Том обернулся. Акселератор снова находился в положении «открыто». Том потянулся к нему, но едва коснулся, как рычаг управления дернулся и переключился сразу на третью скорость. Машина сорвалась вперед с рывком, который вогнал голову Тома в плечи и отбросил обратно на сиденье. Он ухватился за гидравлический рычаг управления ножом, и поставил его в «плавающее» положение, а затем, когда нож коснулся земли, отключил подачу энергии. Режущий край вонзился в землю и машина остановилась.