часа представлялись для него скоротечными, время перестало томить Афу. Он мог подняться с постели среди ночи и просидеть на камне несколько часов, прежде чем снова заснуть.

За все это время профессор заметил, что в минуты обычной жизни, если можно было так назвать обречение на выживание, в голове не оказывалось ни одной мало-мальски серьезной мысли. Афа занимался поиском плодов и приготовлением ночлега. На это уходило совсем немного времени, так как вокруг было достаточно и листьев кетапанга, и сочных фруктов. Уже не требовалось думать о том, как отыскать то самое необходимое, что давало бы профессору продолжение существования. За ненадобностью эти мысли ушли вовсе, а новых не появилось – тихая и благодушная радость свободно разместилась в голове, и оказалось, что этого вполне достаточно для того, чтобы жить.

Камень же для профессора стал совершенно другим способом существования. Усаживаясь на него, Афа долго ерзал, несколько раз менял свое положение, пока тело больше не подавало сигналов об отсутствии комфорта. Даже позвоночник, который ранее заставлял профессора слегка двигаться от непривычной боли, теперь сам вытягивался в струну и выталкивал макушку в небо. Уложив ладони на скрещенные ноги, еще какое-то время профессор проверял каждую частицу своего тела, опускались плечи, тяжелели ладони, колени успокаивались и больше не вздрагивали – постепенно наступала пустая тишина. Афа останавливался. Поначалу Асури ждал, что же будет после этой тишины, но затем перестал даже думать об этом. В этой абсолютной пустоте, которая совсем не пугала профессора, он мог находиться сколь угодно долго. Он даже не чувствовал радости от этого покоя. Только глубоко потом он мог обнаружить в свежем теле какое-то тепло и силу, непонятно откуда взявшуюся. Сейчас же он не существовал вовсе. Биение сердца еще напоминало земную жизнь, но и оно вскоре, поддаваясь какому-то гулу и равномерному пульсу Вселенной, исчезало, и теперь уже ничего не проявлялось – ни внутри, ни снаружи…

Сидящий напротив Афы мужчина всматривался в профессора, и Асури даже заметил, что иногда он сам смотрит глазами своего двойника. Это было нечасто, но в те мгновения он отчетливо видел себя, сидящего на камне, на подложенной куртке, которую профессор сам сложил вчетверо. Афа чувствовал, что, когда легкий ветерок касался пряди на лбу, она шевелилась и опускалась на ресницы. Ямочки ладоней искрились бирюзовым отблеском, словно внутри них прижились маленькие светлячки, которые пульсировали своим светом в такт дыханию. Однажды в такую минуту профессор увидел, как маленькая кукабара, совсем еще птенец, бесстрашно села на плечо Асури и привычно засмеялась. Эти птицы часто будили Афу по утрам звонким криком, который звучал в точности как человеческий смех. Тогда профессор испуганно вскакивал, думая, что люди из поселения выследили его и теперь смеются на спящим. Но затем он привык и уже даже не просыпался.

Сейчас он смотрел на самого себя глазами двойника, пытаясь своим движением не потревожить тело напротив. Теперь Афа совсем не понимал, где его «я» находится в настоящий момент. В собственном теле, в человеке напротив, в чем-то третьем, пока еще неведомом?

Профессор решился на эксперимент – он немного качнулся, чтобы наклонить корпус и проследить за поведением своего тела и телом двойника. Тело, сидящее на камне, не шелохнулось, но Афа почувствовал, что наклонился он сам, то есть тот Афа, который с удивлением наблюдал за сидящим на камне профессором. Он решил встать – очевидно, что это встал двойник. Афа сделал несколько шагов и обернулся. Тело профессора оставалось на месте. Сомнений не было, профессор Асури вышел из своего тела. Никакой радости Афа не ощутил, он был полностью сосредоточен на происходящем. Сделав еще несколько шагов, профессор опять оглянулся: тело продолжало сидеть на камне в абсолютном покое. Дойдя до своего первого колодца, Асури заглянул под кустарник – саквояж лежал на своем месте.

Профессор вышел на тропинку, он совершенно не знал, что ему делать. Легкость и отсутствие даже малейшего напряжения немного смущали его. Он не чувствовал травы, шагая по ней. Словно все это было каким-то инфернальным, нарисованным, ненастоящим. Ни травы, ни плотного слоя песка, даже деревца не существовало в тот момент, когда Афа обхватил его пальцами. Он отчетливо видел тоненький ствол, но ладонь ничего не ощущала.

«Неужели все, что я сейчас вижу, – не существует?» – Догадка пробралась в профессора и даже попыталась спровоцировать его на продолжение эксперимента. Однажды ей это удалось, когда Асури зачерпнул горсть воды из колодца и медленно вылил жидкость на землю. Воду он видел отчетливо, но не чувствовал ни веса воды, ни прохлады жидкости.

XXIV

Побродив по поляне и даже наведавшись к птичьему кладбищу, Афа пошел к поселению за холмом. Его уже не смущало то обстоятельство, что весь путь он проделал за несколько минут, когда в обычном состоянии до мусорной свалки он шел больше часа, хотя и расстояние было почти вдвое короче.

Город жил своей жизнью, как и в тот раз, когда профессор впервые увидел несчастных обитателей страны Человека-14. Он вспомнил, что тогда не испытывал ничего, кроме брезгливости или даже отвращения к этим преступникам. Сейчас же Афа чувствовал глубокую тоску и жалость, глядя на их суету. Обреченные на нечеловеческую борьбу за выживание, люди пользовались отходами счастья Байхапура. Профессор бродил между домами и ловил каждое слово, брошенное жителями друг другу. Над всем поселением парило светло-сиреневое облако, словно смог над мегаполисом, который навечно закрывал его жителей от света. Облако дышало, то опускаясь, то поднимаясь над домами. Профессор подумал, что перед ним аура этих несчастных: облако источало тоску, безрадостность и полное отсутствие надежды. Сухое и беспомощное облако тяжело дышало и, как переставший биться в агонии раненый зверь, теперь просто умирало, теряя остатки своих сил. Афа не видел агрессии, не видел протеста, даже не ощущал смирения или покаяния. Только тоска и безнадежность парила над побережьем.

Асури вдруг ощутил ужас преступного стремления человечества к здравому смыслу и справедливости. Никогда и никого не оправдывающий, профессор именно сейчас увидел закономерный и неизбежный финал человеческого развития в этом здравом смысле – неумолимая иерархия тел!

Перед ним лежало поселение провинившихся перед остальными и теперь расплачивающихся за содеянное.

Не в силах больше находиться в роли любопытного наблюдателя, Асури зашагал в сторону своего дома у нового колодца и камня.

XXV

Ноги давно уже не немели от длительной неподвижности тела. Ужас изгнания начинал стираться из памяти и сознания. Теперь Афа даже