— Блин, а как мы её наверх-то вытащим? — спросила Колбочка, когда мы вышли из тоннеля к платформе.

Здесь никакой лесенки нет, платформа высокая, почти в мой рост.

— Подержи её, я влезу. Потом я тяну, ты толкаешь.

Я подтянулся и залез на платформу, свесился, подхватил Лиранию под мышки и потащил наверх. Тащить тяжело, поднимаю из очень неудобной позиции, да ещё и рюкзак её мешается. Колбочка пыхтит, старается, а толку чуть.

— Не так, — говорю я ей, — ты присядь, обхвати её за бёдра, и вставай, ногами выталкивай.

— Какие там бёдра, — зло сопит она, — я тебя умоляю. Две палки, а не ноги. Только что длинные…

Дело пошло успешнее, я стал на колени, обхватил Лиранию, соединил руки под грудью, разогнулся, потом, встал и потащил безвольное тело, стараясь не ободрать ей спину о край перрона. Рубашка задралась, открывая живот, но я успешно усадил её на край, подтащил к себе и опрокинул на платформу.

— Давай быстрей! — помог влезть Колбочке.

Может, мне показалось, но вроде бы где-то в тоннеле мелькнул свет.

— Что у неё на животе? — спросила девушка — Ты видел?

— Дженадин, если она не может говорить, это не значит, что не слышит. Прекрати. Её жизни это не угрожает, а состояние её психики нас не касается.

— Так это она сама себя так? Я видела тех, кто руки себе режет, но живот?

— Ещё раз — это не наше дело. Хватай и тащи.

— Куда ты, выход же там!

— Мы не убежим с ней на руках, а искать нас будут именно в той стороне. Подавай её мне!

— Господи, мы её только что подняли, и я думала, что усрусь от натуги! А ты предлагаешь спустить обратно?

— Не обратно, а на встречный путь. Давай, давай, пройдём немного по тоннелю и затаимся. Пропустим погоню. Лирка как раз оклемается, своими ногами сможет.

— Смотри, второй раз я её не подниму, у меня до сих пор живот болит!

Мы успели скрыться в темноте тоннеля, когда на платформу вылезли какие-то люди. Мы их не видим из-за изгиба пути, только слышим.

— Давайте, давайте, живее наверх! — командует кто-то. — Они не могли далеко уйти! Вы двое, остаётесь здесь. Вы — встаньте наверху…

— Зачем?

— На случай, если они не дураки, вот зачем. И не маячьте на виду! В тоннеле, вон, что ли, спрячьтесь.

Мы с Колбочкой подхватили Лиранию и заковыляли вглубь тоннеля. Наощупь, нащупывая ногами рельсы, стараясь не шуметь и не переломать ноги на бетонных шпалах.

— Идём до следующей станции, — сказал я тихо, когда мы отошли подальше. — Попробуем вылезти там.

— А если не получится?

— Тогда придумаем что-нибудь ещё. Тащи давай.

Тоннель закончился не станцией, а мостом. Он когда-то был крытым, но сейчас арочный тонкий свод состоит в основном из дыр, через которые льётся на ржавые рельсы дождь.

— Надо же, влило! — удивляется Колбочка. — Что будем делать?

— На мосту мы как на ладони, — сказал я недовольно. — Давайте поищем, где отсидеться.

В небе полыхнуло, гром грянул так, что мост содрогнулся, ливень зашумел с новой силой.

— Смотри, можно подняться наверх! — дёрнула меня за рукав Колбочка, показывая на лестницу. — Там кусок крыши цел.

— Бегом, — согласился я.

В небе снова сверкнуло, ударил гром. Пока мы протащили Лиранию два длинных пролёта вверх, выбравшись на второй пешеходный ярус моста, промокли до нитки. Правда, здесь действительно цела кровля и не льёт. Вымотались так, что с облегчением уложили Лиранию на пыльную пластиковую скамейку и рухнули на неё сами. Я пристроил голову девушки у себя на коленях, мы с Дженадин прижались друг к другу, постепенно пригрелись и под шум дождя уснули сидя.

***

Пробуждение не было приятным. Мало приятного в том, чтобы проснуться от пинка по щиколотке.

— Блин, Лирка, больно же! — возмутился я, осторожно высвобождая намертво затёкшее плечо от отлежавшей его Колбочки.

— О, уже утро? — забормотала она, протирая глаза.

Дождь закончился, мост заливают розовые рассветные лучи встающего из-за башен верхнего города солнышка.

— Ты! — Лирания пнула меня снова, но я успел убрать ногу. — Подонок!

— И тебе доброе утро, — ответил я, потягиваясь.

Всё тело затекло, но мне, слава ихору, шестнадцать. В пятьдесят после такой ночки меня было бы дешевле пристрелить, а тут гляньте — почти ничего не болит. Жопу только на твёрдой лавке отсидел.

— Апчхи! — присоединилась к утренним приветствиям Колбочка и шумно втянула сопли. — Апчхи! О, чёрт..

Кажется, сон в мокрой одежде не пошёл ей на пользу.

— Ты меня ударил! Сделал беспомощной! Всю облапал! Почти раздел!

— Он тебе жизнь спас, дура! Апчхи! — заявила Дженадин.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи! Ни сейчас, ни тогда!

— Ну да, — Колбочка вытерла текущие потоком сопли рукавом, — ты бы справилась. Спереди, может, порвалась бы, но сзади-то точно справилась!

— Я. Вас. Ненавижу. — сказала Лирания. — А ты такая же тварь, как все. Насильник и урод.

Я встал, и примирительно коснулся её плеча:

— Прости, так вышло…

Она выбросила в мою строну руку с зажатой в ней коробочкой, и меня скрутило от непереносимой боли. В глазах полыхнул белый свет, и я повалился на грязный пол.

— НИКТО! НЕ СМЕЕТ! МЕНЯ! ТРОГАТЬ! — закричала она и пнула меня ногой.

— НИКТО! НИКТО! НИКТО! — она пинала меня от души, но я почти не чувствовал, меня крутило от более сильной, ослепительной боли, которая выкручивала моё тело, как тряпку, не оставив ни единого нерва, который не заходился бы в агонии.

— Прекрати, сука! — врезавшаяся в неё с разгона Колбочка чуть не сбила девушку с ног, но та ловко восстановила равновесие, секунду раздумывала, а не врезать ли и ей, но не стала.

Развернулась и ушла. Сначала вниз, а потом по мосту вдаль.

То, что она сумела пробить мне по яйцам, как заправская футболистка, я понял уже позже, когда меня отпустило. Одно отпустило, другое накатило. Сука, больно-то как!