голосом и твердой рукой, занимался даже самыми мелкими деталями, будто в первоначальные времена власти, шлепал по заболоченным улицам в шляпе и сапогах, как у охотника на уток, чтобы случайно не выстроили город, отличный от того, что он нафантазировал себе на славу в грезах одинокого утопленника, приказывал инженерам: вон те штуки оттуда уберите и поставьте, где мешаться не будут, убирали, вот ту башню надстройте на два метра, чтобы видны были корабли в открытом море, надстраивали, вон ту реку поверните мне вспять, поворачивали, ни разу не запнувшись, без тени слабости, и так увлекла его эта лихорадочная реставрация, так захватило дело, что он вовсе позабыл про мелкие государственные заботы и однажды наступил на действительность, как на грабли, когда некий рассеянный адъютант по ошибке заикнулся ему про детей, а он с отсутствующим видом спросил, каких таких детей, ну, детей, господин генерал, да каких, на хрен, детей, потому что до этой минуты от него скрывали: вооруженные силы тайком удерживают под охраной детей, выкликавших номера в лотерее, из опасений, что они расскажут, почему всегда выигрывает президентский номер, а возмущенным родителям отвечали, мол, неправда все это, покуда выдумывали ответ получше, говорили, мол, это наветы отступников родины, клевета оппозиции, а по тем, кто собрался протестовать перед казармами, пальнули для острастки из миномета, и случилась натуральная бойня, но об этом мы тоже умолчали, господин генерал, чтобы вас не тревожить, а дети пребывают в камерах портовой крепости, в отличных условиях, настроение превосходное, здоровье железное, закавыка лишь в том, что мы теперь не знаем, что с ними делать, а было их тысячи две. Идея, как неизменно выигрывать в лотерею, пришла ему в голову случайно, когда он увидел обозначенные золотыми насечками цифры на бильярдных шарах, и была так проста и ослепительна, что самому не верилось, однако жаждущая толпа с самого полудня запрудила Гербовую площадь и пыталась под раскаленным солнцем заранее просчитать чудо, благодарно гудела, размахивала транспарантами, вечная слава великодушному дарителю счастья, появились музыканты и акробаты, распивочные и фританги[29], старомодные рулетки и выцветшие лотерейные лотки с животными, обломки иных миров и иных времен, жавшиеся к границам новой удачи в надежде нажиться на крохах от бесчисленных иллюзий, в три часа дверь на балкон распахнулась, пригласили троих детей младше семи лети, выбранных наугад самой толпой, чтобы не было никаких сомнений в честности метода, каждому ребенку выдали мешочек определенного цвета, предварительно прилюдно засвидетельствовав, что в каждом мешочке лежит десять бильярдных шаров, пронумерованных от нуля до девяти, внимание, дамы и господа, толпа не дышала, каждый ребенок с завязанными глазами вытащит по одному шару из своего мешочка, сперва ребенок с синим мешочком, потом – с красным, а потом – с желтым, один за другим дети запускали руку в свой мешочек и нащупывали девять одинаковых теплых шаров и один ледяной и, в соответствии с указаниями, которые мы им дали, вытаскивали ледяной, выкликали его, и таким образом выигрывал отмеченный им номер, составленный из цифр на трех шарах, выдержанных пару дней во льду, но мы никогда не думали, что дети могут проговориться, господин генерал, а поняли так поздно, что не осталось другого выбора – только убрать их с глаз долой, скрыть, сначала по трое, потом по пятеро, потом по двадцать, вообразите себе, господин генерал, и, потянув за ниточки этого клубка, он обнаружил, что все члены верховного командования армии и военно-воздушных сил замешаны в чудесной рыбалке национальной лотереи, узнал, что первые дети взошли на балкон с согласия родителей, более того, родители обучили их иллюзорному искусству угадывать цифры на ощупь по золотым насечкам на слоновой кости, но следующих приводили уже насильно, потому что распространился слух, мол, дети, взошедшие однажды, больше не возвращаются, родители прятали их, держали в погребах, когда ночами патрули совершали рейды в поисках новых, войска особого назначения оцепляли Гербовую площадь не затем, чтобы сдерживать народный восторг, как ему докладывали, а чтобы народ, согнанный под страхом смерти, с площади не разбежался, дипломатам, которые просили аудиенции, желая выступить посредниками в конфликте, чиновники на голубом глазу рассказывали сказки про его ужасные болезни, он-де не может вас принять, у него жабы в животе развелись, он и спит-то только стоя, потому что из всех суставов растут игуаньи гребешки, от него прятали изъявления протеста и ходатайства, приходившие со всего света, скрыли телеграмму от папы римского, в которой выражалась наша апостольская тревога за судьбу безвинных, в тюрьмах не хватало места для восставших родителей, господин генерал, не хватало детей для понедельничных розыгрышей лотереи, вот же ж на хрен, во что мы ввязались. И все же он не осознавал истинной глубины пропасти, покуда не увидел детей, сбившихся, как скотина на бойне, во внутреннем дворе портовой крепости, они высыпали из камер, будто стадо коз, ослепленные солнечным светом после долгих месяцев ночного ужаса, просто потерялись в этом свете, их было столько, что он увидел в них не две тысячи отдельных созданий, а огромное бесформенное животное, безлико пахшее нагретой солнцем кожей, издававшее гул подземных вод и совершенно неуничтожаемое в своей множественной природе, ибо невозможно было покончить с таким количеством жизни и надеяться, что след этого кошмара не обогнет всю планету, вот же ж на хрен, ничего нельзя поделать, и в этом убеждении он собрал высшее командование, четырнадцать обмерших командиров, которые никогда еще не выглядели так грозно, потому что никогда еще не были так напуганы, пристально, без спешки заглянул в глаза каждому, всем по очереди, и понял, что он один против всех, и поднял голову повыше, откашлялся, чтобы голос не подвел, призвал их сегодня, как никогда, сплотиться ради доброго имени и чести вооруженных сил, отпустил им всякую вину, выставив сжатый кулак на стол, чтобы не выдать неуверенной дрожи, и приказал всем оставаться на постах и выполнять обязанности со всегдашними усердием и решительностью, потому что мое верховное и неотменяемое постановление таково: ничего не случилось, собрание окончено, ответственность беру на себя. В качестве простой меры предосторожности он велел вывезти детей из портовой крепости и ночными фургонами выслать в самые малообитаемые районы страны, а сам пока боролся с бурей, вызванной официальным заявлением: все это не соответствует действительности, власти не удерживают никаких детей, да и вообще у нас в тюрьмах нет ни единого заключенного, навет касательно массового похищения – подлая уловка отступников родины, призванная смутить общество, двери страны открыты для установления истины, приезжайте и убедитесь, приехали,