Анангу, и уже неотступно каждый день следуют за ними. Даже предающиеся тапасу и обретшие редкое знание поддаются соблазну; что же касается молодых и неопытных, то под лукавыми женскими взглядами они порхают, словно пчелы, перелетающие с одного душистого цветка на другой; не проходит и дня, чтобы они не наслаждались сладостными объятиями блудниц, владеющих тайнами шестидесяти четырех искусств, нежный голос которых — сама музыка и звуки лютни.

Ковалан шел базарной улицей. Еще ни одному врагу не доставалось столько богатств. Здесь были выставлены роскошные кареты и стремительные колесницы. Тут можно было купить воинские доспехи и латные рукавицы, унизанный жемчугом шест для слонов и редкие снадобья, изогнутую палицу и белый веер из хвоста яка. Продавались копьеметалки, кожаные щиты; на одниx щитах торчала морда кабана, на других были нарисованы джунгли. Взгляд ловил поделки из меди и бронзы, плетеные изделия, гирлянды, железные пилы и напильники, украшения из слоновой кости, благовония и душистые притирания. Великое множество роскошных вещей и редких украшений было выставлено на этой базарной площади, и любой царь пожелал бы такого богатства.

Затем Ковалан оказался на улице, где продавались драгоценные камни. Здесь были изумительные алмазы четырех цветов, в которых даже искусные ювелиры не могли бы найти полос, воздушных пузырей, пятен и иного изъяна. Испускали зеленоватые лучи изумруды лучшей воды; нельзя было увидеть ни малейшего дефекта в рубинах «алый лотос», синих сапфирах, белом жемчуге. «Кошачий глазок», оправленный золотом, казалось, в самом деле бросал взгляд; словно капля меда, играл сардоникс, и ляпис-лазурь отливала темными прожилками; двумя оттенками блестел опал; лучи заходящего солнца отражались пятью другими драгоценными камнями, добытыми в одних и тех же горах. Здесь было множество белых и розовых жемчужин, блеск которых не погасил ни шторм, ни пески, ни камни, ни морские воды, и груды дивных ровных кораллов без малейших трещинок.

На улице золотых дел мастеров на каждой лавке вывешен флажок, по которому можно было судить, какое золото здесь продавалось: обычное ли, или цвета крыла попугая, или тонкое золото Джамбунада[97]. Идя дальше, Ковалан оказался в квартале, где продавались сотни тканей из хлопковых, шерстяных и шелковых нитей. На следующей улице расположились лабазники, которые сновали взад и вперед со своими мерами. В любое время там стояли мешки с зерном и кули с черным перцем. Ковалан увидел улицы, на каждой из которых жила одна из четырех каст. Уже к вечеру он побывал на перекрестке дорог, в квартале храма, на площадях. Затем он оказался в аллее с густой листвой, сквозь которую никогда не проникают жаркие солнечные лучи. Он увидел огромный город великого властелина Пандьи и, удовлетворенный, пошел назад в Мадирпурам.

Глава XV

Пристанище

Ковалан вернулся в цветущие сады на окраине Мадуры, где жили наделенные благородным сердцем приверженцы дхармы. Он рассказал исполнившей великий тапас отшельнице о величии увиденного им древнего града, прославленного справедливостью своих властителей. Правители Пандьи приняли на себя бремя вращать колесо, дарующее милости оберегаемой земле. Скипетр справедливости в их руках никогда не покривился, зонт их правлении даровал подданным успокоение и прохладу, и отвага всегда сопровождала их меч.

В то время как непорочная Кавунди внимала рассказу, отдыхая в тени цветущей рощи от усталости долгого пути, к ней приблизился Мадалан, мудрый брахман великих вед родом из Талейченганама, постигший сокровенные тайны четырех вед, исполненный милости и доброжелательности к людям. Он возвращался с юга, где обошел вокруг горы исполнившего великий тапас муни и совершил омовение в прекрасных водах устья Кумари. Теперь он посетил джайнскую обитель, где пребывала Кавунди, дабы устранить страдание. Ковалан подошел и благоговейно простерся у благих ног Мадалана. Искусный в слове брахман воскликнул, обращаясь к Ковалану:

— Ты ведь знаешь, что прекрасная Мадави, с дивным телом, получившая славный царский дар, родила девочку, обладающую дивными приметами. И старые ганики, давно оставившие из-за своего возраста прежнее ремесло, пожелали, чтобы дочери Мадави было дано достойное имя. Ты рассказал им, что в давние времена один из твоих предков в полночь в бушующем океане потерпел крушение. Но благодаря совершенным им ранее пунье и дхане он несколько дней держался на воде, не видя берега нигде вокруг. Внезапно перед ним явилось ваше родовое божество и молвило: «Я здесь по велению Индры. Я пришла к тебе: ты ничего не бойся, я — Манимехалей. Последствия твоей великой дханы никогда не прекратятся. Ими будет прекращено страдание, с их помощью да будет пересечен океан горестей!» И, произнеся заклинания, она вывела его на берег. И ты сказал: «Пусть девочке дадут имя Манимехалей». И в день, когда девочке было дано имя Манимехалей, собралась тысяча украшенных красивыми поясами танцовщиц. И когда вместе с дивной Мадави ты разбрасывал своими красивыми руками вокруг себя золото, которое лилось дождем, к тебе подошел следующий по благому пути знания брахман, известный своей праведностью. Согбенный старик медленно шел, опираясь на палку, чтобы принять дар из твоих рук. В этот момент при грохоте барабанов разъяренный слон, вырвавшись рук своих надсмотрщиков, с диким ревом устремился на ветхого старика. В тот же миг ты бросился к свирепому слону, забрался слону на шею, усмирил животное и тем самым спас этого человека высокого рождения. О герой, чье сердце исполнено сострадания, верхом разъяренном слоне ты был подобен видьядхаре, восседающему на громадной Черной Горе.

В другой раз жена одного мудрого брахмана великих вед[98] убила маленькую мангусту, и святой муж отправился на север, чтобы принести покаяние. Жене, пожелавшей следовать за ним, он сказал, что отныне не может вкушать пищу, приготовленную ее руками. Он покинул ее, дав составленное на санскрите письмо и повелев показать его людям, знающим религиозный долг. Мучимая раскаянием женщина бродила по базарной улице в той части города, где были расположены дома знатных купцов, моля: «Снимите с меня плод поступка!» И ты, Ковалан, подошел к ней и спросил, какое несчастье обрушилось на нее и что за письмо в ее руках. Жена брахмана рассказала тебе о своем великом горе, протянула тебе пальмовый лист с санскритским стихом, умоляя тебя снять с нее ее жестокий грех. И ты сказал: «Не бойся, я снимаю с тебя твое великое горе! Пусть оставит тебя печаль, угнетающая сердце!» И после того, как возжаждавшая прощения освободилась от терзавшего ее горя, ты, обладающий неубывным богатством и следующий благим путем в согласии со священным писанием брахманов, вывел из джунглей удалившегося туда мужа прощенной брахманки и принес им в