Шрифт:
Закладка:
Исократ в IV в. до н. э. продолжил линию Горгия в риторике с ее стремлением к наслаждению искусством речи и верой в ее безграничные возможности. Однако он постарался избежать экстравагантностей стиля Горгия, отойти от его культа наслаждения чистым звуком и разрабатывал теорию стиля, в которой красоты словесного и звукового выражения сочетались с материалом, со смыслом выражаемого.
Аристотель затронул теорию стиля частично в третьей книге «Риторики». Его главными требованиями были ясность, уместность и отсутствие цветистости. Он лишь слегка коснулся вопроса ритма речи. Идеи Аристотеля развил его ученик Феофраст, значение которого в истории красноречия основывается на разработке теории стиля. Работа Феофраста о стиле потеряна, но черты его теории восстанавливают по работам его последователей, в частности Деметрия.
Перипатетики анализировали составные части стиля: выбор слов, их расположение, эвфонию, ритм. Именно благодаря им теория стиля стала составной частью риторики. Кроме того, свои правила они соотносили не только с произведениями ораторского искусства, но и с литературой вообще, поэтому их трактовка стиля близка к литературной критике. Феофрасту принадлежит доктрина четырех достоинств стиля: правильности, ясности, украшенности и уместности, которую в латинской риторике проповедовал Цицерон. Принадлежность же Феофрасту доктрины трех родов, или видов, стиля — высокого, среднего и простого — оспаривается.
Итак, «Риторика для Геренния» дает нам самое раннее из дошедших до нас в латинской литературе систематическое исследование стиля и имеет дело, главным образом, с теми отступлениями от нормального словоупотребления, которые служат украшением языка оратора, т. е. с ornatio, или exornatio. Автор дает длинный перечень технических терминов с разъяснениями и примерами. Риторы много занимались тем, чтобы упорядочить классификацию украшений речи, но так и не добились единомыслия. Квинтилиан, который уделил этому особое внимание, оспаривает различие между тропами, фигурами речи и фигурами мысли. Греческий термин «троп» (τρόπος) в республиканский период не был распространен в латинской риторике. Цицерон для украшений речи любит употреблять термин lumina. Автор «Риторики для Геренния» делит их на фигуры речи (exornationes verborum) и фигуры мысли (exornationes sententiarum). Его не интересует красота речи сама по себе. Все его exornationes направлены на то, чтобы вызвать определенный ораторский эффект — он их и оценивает именно с этой точки зрения.
Как уже говорилось, все фигуры, которые автор приводит в работе, он щедро иллюстрирует примерами. Свой принцип подбора примеров подробно и с заметным полемическим задором автор излагает в большом введении к IV книге «Риторики для Геренния», которое начинается такими словами: «Ввиду того, Геренний, что в настоящей книге я написал о стиле, а в этом случае необходимо пользоваться примерами, и поскольку я использовал примеры собственного изобретения и сделал это вопреки обычаю греков, писавших о стиле, я должен в нескольких словах оправдать свой метод…»
Греческие ораторы, продолжает автор, считают нескромным изобретать свои собственные примеры, в то время как имеется сколько угодно ораторов и поэтов, которых можно использовать для этой цели. Примеры, взятые из известных ораторов и поэтов, по мнению греков, более высокого качества, чем те, которые может придумать сам ритор. Автор «Риторики» решительно отвергает эти доводы. Прежде всего он считает, что скорее нескромно пользоваться чужим трудом и украшать себя чужими украшениями, чтобы заслужить похвалу себе. Кроме того, примеры не только поясняют правило или иллюстрируют его, но и показывают, как его надо применять на деле. Поэтому ритор должен проявить свое умение применить его, а не ссылаться на то, что изобрели другие. Далее автор не без ехидства замечает, что выбрать пример нетрудно даже тому, кто и не владеет высоким ораторским мастерством; тот, кто с легкостью подбирает пример, не всегда способен изобрести его сам. По мнению автора, собственный пример ритора скорее способствует пониманию правил, которое он пытается разъяснить учащимся. Впрочем, этим установкам автор не всегда следует на деле. По мнению ученых, он все-таки скорее всего не придумывает свои примеры сам, а пользуется сборниками речей известных ораторов и какой-то римской историей (может быть, Целия Антипатра), переиначивая их на свой манер. Вероятно, свою самостоятельность он видит в тех изменениях, которые он вносит в избранные примеры.
Перечень украшений, которые он относит к фигурам речи, автор начинает с фигуры repetitio (άνάφορα). Она заключается в повторении слова в начале серии предложений. Например: «Сципион уничтожил Нуманцию, Сципион разрушил Карфаген, Сципион добыл мир, Сципион спас государство» (IV, 19).
Для иллюстрации этой фигуры автор приводит еще два примера (IV, 19–20), из которых особенно эффектен один, где в небольшом монологе слово в начале фразы меняется последовательно после трех и четырех повторений (три раза «tu», три раза «audes», три раза «quid» и четыре раза «поп»). Автор рекомендует эту фигуру как особенно впечатляющую и полную прелести: «Ты рискуешь появляться на форуме? Ты не страшишься дневного света? Ты не боишься показаться на глаза своим согражданам? Смеешь произносить слова? Смеешь что-то просить у них? Смеешь молить о прощении? Что ты можешь сказать в свою защиту? Что осмеливаешься просить? Что по-твоему тебе должны простить? Разве ты не нарушил клятву? Разве ты не предал друзей? Разве ты не поднял руку на отца? Разве ты, наконец, не погряз во всяческом бесчестии?»
Называя ту или иную фигуру, автор не только оценивает ее воздействие на аудиторию, но и советует не забывать о такой важной вещи, как уместность. Так, упоминая exclamatio (αποστροφή) — апостроф, обращение, адресованное какому-нибудь лицу, городу, месту, автор замечает, что его использование может быть оправдано лишь значительностью дела (rei magnitude), например, когда нужно вызвать негодование слушателей: «Негодяи, вы злоумышляете против честных граждан, разбойники, вы покушаетесь на жизнь каждого