Шрифт:
Закладка:
– Даже боюсь спрашивать, почему ты сидишь одна. В темноте. На вокзале. – Знакомый ироничный голос разрядил обстановку.
Эллиот шагнул в пятно света, и фонарь выхватил из темноты кожаную куртку.
Он в пару шагов оказался возле Мари, перешагнул через скамью и сел рядом. Руки в карманах, сам ссутуленный, будто его побили. От прежней бравады лишь выбритые иероглифы на висках и остались.
– Почему не уехала? – Вопрос прозвучал слишком резко.
Эллиот не смотрел на Мари. Он напряженно глядел перед собой, будто надеялся увидеть поезд.
Как ответить? Сказать правду, что она перепрыгнула во времени на двадцать минут вперед? Что такси не вызвать, потому что Вэйланд не собирается ее отпускать?
– Не молчи. – Странно, но в голосе Эллиота проскользнула мольба.
– Не смогла, – ответила Мари правдиво. Пусть трактует, как хочет. – А ты что здесь забыл?
Эллиот тяжело вздохнул, и в этом вздохе прозвучало глубокое сожаление.
Он скосил на нее глаза:
– Тебя искал. Знакомый видел длинноволосую девушку с чемоданом, которая вышла из университета. Я сделал ставку на вокзал и не ошибся. Правда, думал, что ты уже отбыла.
– Я опоздала.
– Жаль.
Односложный разговор иссякал; хотя на языке у Мари вертелись еще вопросы, но задать их означало приблизить к себе Эллиота.
– Не понимаю. С каких пор ты хочешь, чтобы я уехала? – Она прищурилась. – Успела настолько надоесть, что просто отстать от меня – недостаточно? Надо, чтобы я исчезла из твоей жизни?
Эллиот закатил глаза и поднялся. Чтобы занять себя, он подкатил ее чемодан.
– Ты все не так поняла, поэтесса. Я просто переживаю за тебя. Джорджи прямо спятила.
– Поверь мне, Джорджи – последняя причина, по которой я стала бы сбегать из Вэйланда.
Мари встала и попыталась отобрать чемодан, но Эллиот перехватил ее руку и притянул к себе.
– Мари, ты можешь считать меня кем хочешь. Дамским угодником, красавцем или просто чертовски хорошим парнем. – При перечислении на его лице блуждала загадочная улыбка, а Мари едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. – Но одно точно правда: ты мне нравишься. И если бы я мог рассказать тебе все, ты бы поняла, насколько сильно. – Эллиот засмеялся, вот только его смех прозвучал горько.
– Я даже боюсь представить, что у тебя на уме, так что избавь меня от этого счастья.
Мари уперлась в грудь Эллиота. Ее охватило двоякое чувство. Хотелось вырваться и в то же время остаться. Прижаться к нему, вдохнуть тяжелый запах его духов, пряных, сладковатых, обволакивающих… Почувствовать, что ты хоть кому-то нужна в этом мире.
Теплые губы Эллиота прикоснулись к щеке Мари, осторожно, нащупывая дорожку. И этот поцелуй отличался от того, что случился на спектакле. Тогда проказливый язык Эллиота пытался проникнуть в рот Мари против воли и вызывал только раздражение. Сейчас все было иначе. Эллиот изучал Мари и каждым движением губ словно спрашивал: можно продолжать? А она невольно разрешала, прижимаясь к нему и цепляясь за тонкий джемпер под курткой.
Вдруг ее словно прошил электрический ток, голова закружилась, и Мари оттолкнула Эллиота.
Вокруг все растворилось, и она снова стояла посреди сцены во время спектакля. За спиной шумели аплодисменты, за кулисами прятались актеры, которые уже отыграли свои роли. Эллиот исчез, вместо него перед Мари стоял Уильям в сценической одежде Эллиота: красный камзол и коричные кюлоты с чулками. Но в глазах Уильяма горела неприкрытая ярость, а с губ слетали проклятья, от которых у Мари скручивало желудок:
– Гори в огне, ведьма! Твой прах послужит больше, чем живая плоть. Он может исцелять, в то время как вы, дьявольские отродья, лишь губите людей!
В спектакле таких слов не было, но у Мари все равно возникло чувство, что она их уже слышала.
– Эй, Мари, не пугай меня!
Голос Эллиота ворвался в сознание. Она заморгала и снова очутилась на перроне, утопающем в молочном тумане.
– Черт, если бы я знал, что ты так отреагируешь на поцелуй, – Эллиот запнулся, – все равно бы поцеловал. – Его глаза потемнели. – Что случилось? Ты почти минуту не реагировала ни на что!
– Я… наверное, переутомилась, – прошептала Мари и покачнулась.
Эллиот обнял ее за талию, но она упрямо уперлась в его грудь и покачала головой:
– Нет. Наш поцелуй был ошибкой.
Так, можешь не продолжать. Это самая банальная фраза из ромкома, – усмехнулся Эллиот и поднял чемодан.
– Ты смотришь мелодрамы?
– Не переводи тему. Я тебя раскусил. Делаешь шаг вперед, а затем два назад. Пойдем уже. И, кстати, с тебя поход в кафе.
– За что?
Эллиот направился в сторону замка, и Мари поспешила за ним. Перед глазами все еще стоял Уильям, и от слов, что с ненавистью срывались с его губ, болело сердце.
– За поцелуй.
– Что?! Я не просила меня целовать, – вспыхнула Мари.
Эллиот хохотнул, но даже не обернулся и больше не попытался к ней притронуться:
– Слышала бы тебя сейчас женская половина университета. Забей, ты просто должна мне ужин.
– Сейчас? – С ним было бесполезно спорить, да и после всего, что произошло за последний час, Мари хотелось лишь спать.
Плечи Эллиота снова затряслись от смеха, но с губ сорвался лишь короткий смешок:
– Нет, поэтесса. Я скажу, когда.
За Мари закрылась дверь, и Эллиот остался в коридоре один. Круглые светильники вдоль стен сверкали в полумраке, точно кошачьи глаза. Притворная улыбка потухла. Маска шутника и ловеласа спала, и Эллиот вздохнул полной грудью.
Какого черта он поцеловал Мари? Она казалась такой запуганной и потерянной, хоть и пыталась сохранять невозмутимость, но за ней прятался страх.
Ведьма в Вэйланде – это ирония, оксюморон, насмешка судьбы. Что угодно, но только не реальность. Поэтому он до сих пор не сказал мисс Кэролл, что нашел ведьму. Поэтому он хотел, чтобы Мари уехала.
Эллиот медленно побрел по коридору в мужскую половину замка. Сколько еще он сможет скрывать от вице-канцлера университета, по совместительству главы тайного общества «Sang et flamme», правду? Она уже ему не верит. И у него осталось совсем немного времени, чтобы убедить Мари бежать.
Эллиот остановился в холле, соединяющем два крыла замка, и развернулся к балкону. Вновь вышел на улицу, на пронизывающий ветер, но совершенно не почувствовал холода. На чернильном небе горела растущая луна, предвещая очередное полнолуние. Он чувствовал, да и не только он, что вновь случится беда. В первое полнолуние этого учебного года погибла девушка.
