над восставшими подразделениями старой азербайджанской армии нависла угроза блокады в мусульманской части Гянджи. Критически важным для них стало захватить станцию, располагавшуюся в 6 км к северу от города. Поэтому основным для попыток наступления было это направление. В случае успеха восставших от Баку были бы отрезаны основные силы 20-й дивизии и ведшая в Акстафе переговоры с Грузией комиссия, было бы обеспечено беспрепятственное сообщение Гянджи с азербайджанскими селами по берегам Куры, откуда можно было бы получать подкрепление, продовольствие и фураж.

Утром 26 мая, после короткого боя, станция была оставлена малочисленными оборонявшимися. Однако в тот же день около 3 часов дня[519] подошедший из Акстафы бронепоезд «Тимофей Ульянцев», высадив батальон поддержки, снова занял станцию[520]. На поезде прибыл начдив 20-й Великанов, возглавивший подавление Гянджинского восстания. Утром 27 мая он смог направить об этом телеграмму в Евлах[521]. Нормальную связь с Баку наладить удалось только 28 мая[522]. До этого штаб армии получал сведения из Евлаха, где располагался штаб 32-й дивизии. Далее по линии железной дороги сообщения посылались «с оказией» в виде курсировавших там бронепоездов.

Днем 27 мая продолжились попытки повстанцев захватить станцию. При артиллерийской поддержке всех 8 имевшихся в наличии орудий в ходе ожесточенного боя им удалось занять некоторые пристанционные постройки. Однако к вечеру их оттуда выбили. Во время боя один из снарядов пробил керосинопровод и поджег железнодорожный мост, отрезав бронепоезда «Тимофей Ульянцев» и «Красный Азербайджан». Возможность маневра по станции сохранили «Красная Астрахань» и «Азербайджан № 2», действиями которых руководил Ефремов[523]. Степень ожесточения боев за станцию характеризует то, что все пристанционные постройки были совершенно разрушены[524].

По иронии судьбы, ровно спустя месяц после возвращения большевиков в Баку и в день второй годовщины провозглашения независимости Азербайджана, 28 мая, произошел перелом в ходе Гянджинского восстания.

Оборонявший станцию комдив Великанов получал все больше и больше подкреплений. Из района Евлаха походным порядком под постоянным обстрелом повстанцев – местных жителей и дав кровопролитный бой у станции Кюрек-чай к нему прибыла 18-я конная дивизия[525]. Находившийся на станции Гянджа Ефремов в тот день оценивал наличные силы в 1200 штыков и 600 сабель (т. е. конницы)[526].

Кольцо вокруг восставших сомкнулось. К югу от города, в колонии Еленендорф держал оборону отряд немцев. Ниже по правому берегу реки Гянджа-чай – 180-й полк и армянские отряды. С севера, между городом и железнодорожной линией, позиции занимали остатки 178-го полка. К западу от города расположились части дивизионной кавбригады[527].

В окруженной со всех сторон мусульманской части Гянджи в тот день состоялось собрание наиболее влиятельных лиц во главе с шейх-уль-исламом Ахунд Мехмед Али Намаззаде, которое постановило драться до конца. Однако неудачи первых дней, слухи о заключении мира между коммунистами и Грузией, отсутствие помощи со стороны Карабахского отряда действовали на восставших подавляюще[528].

На следующий день, 29 мая, начался первый генеральный штурм Гянджи. Разлившаяся из-за дождей Гянджа-чай не давала возможности перейти атакующим из армянской части на левый, «мусульманский» берег. Мост простреливался тремя пулеметами. Наступавшие со стороны станции были слишком малочисленны. К вечеру все были вынуждены вернуться на исходные позиции, понеся большие потери. Однако подкрепления продолжали подходить – прибыл 179-й полк[529].

Неудача наступления 29 мая заставила Великанова перегруппировать свои части, дождаться подкреплений и обещанных ему бронеавтомобилей из Баку для ведения уличных боев[530].

Новый штурм начался утром 31 мая с ураганного обстрела «мусульманской части» города. Артиллерия оборонявшихся на этот раз молчала, по всей видимости, израсходовав в предыдущие дни все боеприпасы.

Около 4 часов дня, преодолев сопротивление, большевики ворвались в город и прекратили артобстрел из-за опасности попадания по своим. Бои приняли характер крайнего ожесточения с обеих сторон. Каждый двор необходимо было брать штурмом. Бронеавтомобиль был подорван, шофер погиб. Части Красной армии несли большие потери, в особенности в комсоставе[531]. В этой обстановке из Баку по телефону требовали не трогать мирное население[532].

В 10 часов вечера со станции Гянджа доложили, что все очаги сопротивления в городе подавлены. Часть повстанцев бежала. Её преследует Кавбригада[533].

В состоявшемся глубокой ночью с 31 мая на 1 июня телефонном разговоре комдив Великанова описал положение дел в Гяндже. По его словам, «мусульманская часть Гянджи представляет из себя в полном смысле слова пустыню, так сильно она разрушена артиллерией… Ожесточение с обеих сторон самое сильное… Необходимы самые сильные агитаторы со стороны политработников». Все мусульманское население поголовно было арестовано[534]. Среди них был ряд руководителей восстания и шейх-уль-ислам[535].

Отдельно Великанов отметил роль армянских отрядов в подавлении восстания: «Очень сложно удержать красноармейцев от жестокости… Все дело портят армяне, которые вплавь перебираются через реку… Я запретил вход армянам в мусульманскую часть… Огромных трудов стоило прекратить грабежи. Арестовано много армян – эта сволочь (прим.: так в оригинале) сегодня (прим.:31 мая) чуть-было не испортила всю операцию. Настроение жителей армян хорошее, мусульман же подавленное». Даже арест женщин в мусульманской части Гянджи Великанов оправдывал их же собственной безопасностью из-за опасения «насилий со стороны армян» и обещал утром распустить всех по домам.

В ту ночь Великанов оценивал потери своих подразделений в ходе штурма в 200 убитых и 1000 раненных. Потери повстанцев – в 1000 человек[536].

В ответ из Баку поступил приказ установить в Гяндже «строгий революционный порядок». Следить за недопущением со стороны частей самочинных обысков, расстрелов и «мобилизовать все политические силы для устройства в городе митингов, докладов, посвященных вопросу информации о происшедших событиях, на которых все трудящиеся должны быть убеждены в кровавой преступности беков, ханов и прочих руководителей мятежа»[537].

Устанавливать порядок удавалось с огромным трудом. Участие обычных жителей Гянджи – «мусульман», в том числе женщин, в восстании привело к разложению красноармейцев. Ожесточение с обеих сторон имело следствием большое число жертв. Турецкий коммунист Сулейман Нури, занимавшийся расследованием событий, сопутствовавших восстанию, оценивал потери мирного населения в 3–4 тысячи человек. Трупы находили в садах и подвалах – там, где люди пытались спрятаться. Раненых в городе почти не было. Масла в огонь подливала и агитация дашнаков среди красноармейцев, которые переставали слушать своих командиров: разграбили все то, что не было разграблено прежде восставшими, совершали самочинные реквизиции на глазах у своего командования и партработников. Пытавшемуся образумить мародёров С. Нури они отвечали, что это «трофеи, принадлежащие им по праву».

Из арестованных во время штурма 12 000 мусульман в