- Думаю, большинство ваших клиентов всё же приходят к вам не за сложностью, а за счастьем. Повторить счастье, длить его... а то и сделать вечным.

- Увы, мы не можем замедлить естественные процессы старения, - разводит руками Хаггер, - но опять-таки я не рекомендую пользоваться нашими услугами пожизненно. Пусть сие и противоречит нашим коммерческим интересам.

- Намекаете, что человеку противопоказано слишком много счастья?

- А у нас бывают и весьма экзотические варианты, - Хаггер ненавязчиво так меняет тему. - Так один диктатор, бывший диктатор, заказал себе петлю времени...

- Стойте! Угадаю. Самое начало своего правления. Когда все его любят, боготворят. Он надежда нации, у него стопроцентный рейтинг, каждое его слово откровение, каждая его острота, каждый жест вызывают бурный восторг, новорожденных называют его именем, а дамы уже при одном только его появлении...

- Примерно, - не дослушал меня Хаггер.

- Уверен, что он-то как раз заказал эту свою временную петлю пожизненно.

- Тут только есть один нюанс - найдены те его активы, которые, он был уверен, не будут обнаружены никогда. Так что он уже совсем скоро не сможет оплачивать наш сервис. Боюсь, ему придется покинуть наш замечательный санаторий и выйти из петли в ток, в протекание времени, подчиниться его ходу. Но пикантность ситуации, Уоттсон, даже не в этом. Нашими услугами воспользовался и тот, кто сверг диктатора. Это его предназначение... высшая точка, откровение его судьбы. А как реформатор, как глава государства он оказался не очень. Много чего не сумел, разочарован, да что там, бездарен. Бездарен и виноват. Вот он теперь пожизненно и переживает в нашем заведении то свое, где он был лучше себя самого - он освободитель, он счастлив, несет всем добро и преисполнен самых светлых надежд.

- То есть в этой своей петле он раз за разом свергает диктатора?! Но это же временной парадокс!

- Мы справились с этим, - скромно опускает глаза Хаггер, - и оба наших клиента счастливы.

- Лучшая реклама вашему заведению, - пытаюсь съязвить я.

- А не так давно одна миссис заказала нам тот свой день, когда ее супруг сделал ей предложение, - Хаггер явно говорит это так, "для разрядки". - Будет сей радостный день проживать раз за разом в течение месяца.

- Надо же, - я делаю более-менее умильную физиономию.

- Она ему тогда самым решительным образом отказала. А приняла предложение со второй его попытки. Однако же вернемся к вашим обстоятельствам, мистер Уоттсон. Вы должны заполнить заявку. Это не так просто, как кажется. Нам нужны точные даты. Был у нас один поэт, прекрасно помнил свои чувства и переживания, воспроизводил в деталях все свои восторги, а вот с хронологией у него не очень... в общем, не слишком хорошо получилось в результате. То есть если вы не уверены в дате, лучше выберите что-нибудь другое. Вряд ли, что у вас был только один эпизод счастья за целую жизнь, не так ли? Здесь, разумеется, легче тем, кто в свое время вел дневник, но чувства, занесенные в дневник по горячим следам, нередко разочаровывали, когда дело доходило до петли.

- Не беспокойтесь, я не был рабом своего дневника. Потому уже только, что никогда его не вел. Да! А могу я претендовать не на одно, - я запнулся, подбирая слово, - а на некий ряд лучших своих мгновений?

- Что ж, буду рад за вас, - служебная улыбка (демонстративно служебная) Хаггера. - Только на моделирование каждой петли нам потребуется как минимум четыре месяца. А переходить из петли в петлю можно не чаще, чем раз в полгода - и то, если ваша сердечно-сосудистая в идеальном состоянии. Если же нет, то раз в год, не более, и под врачебным контролем. Кстати, о контроле, - он нажал какую-то кнопку, и стена за его спиной исчезла. Не раздвинулась, как это обычно бывает, а исчезла именно.

Длинный, залитый искусственным светом коридор, как в клинике или в исследовательском центре.

- Прошу, - он ввел меня в третью дверь слева.

Большая комната, скорее даже зал, люди в белых халатах у мониторов.

- Как видите, мы наблюдаем за процессами жизнедеятельности каждого нашего клиента, - подвел меня к одному из мониторов Хаггер. - Все жизненные показатели как на ладони. Билл, - Хаггер похлопал по плечу человека, сидящего перед монитором, - это мистер Уоттсон, твой будущий пациент, - "пациент" это у Хаггера юмор такой.

- Гордон. Билл Гордон, - крепкое рукопожатие, открытое, доброе лицо этого Гордона. Кажется, даже нарочито открытое и демонстративно доброе. Или я уже придираюсь? Накручиваю себя?

- Уверен, мы с вами сработаемся, - улыбается Гордон. - Люди вашего склада обычно хорошо переносят "петлю".

Какая-то вычурность во всем этом всё ж таки есть.

- А здесь у вас что? - я киваю на монитор.

- Да ничего особенного, - улыбается Гордон, - давление, пульс, разного рода биоритмы, гормональный фон, видите? Наш клиент сейчас общается со своей мамой. Он не додал ей тепла и внимания в свое время, когда она была еще жива. Отвлекся, не успел... что ж, бывает. А вот теперь! Обратите внимание - уровень того, что мы на бытовом уровне называем "гормонами счастья". Он у него практически максимальный. А сейчас, видите! видите! - этот азарт Гордона, - зашкаливает. Это уже запредельные, абсолютные величины!

- Но если вдруг перебор, мы всегда вмешаемся. Не дадим нашему клиенту умереть от счастья, - нотка самодовольства в голосе Хаггера.

Хаггер предложил мне прогуляться по парку (корпуса санатория стоят посреди старого, чуть уже дряхлеющего парка). Сам же откланялся, у него дела.

Свет, лучи света сквозь легкую дымку - элегическая осень. Красные листья клена на дорожках, на глади пруда. Я сажусь на скамейку у самой кромки воды. Пара уточек сразу же поплыла ко мне. А у меня для них ничего нет.

- Добрый день. Вы позволите? - довольно крепенький, благообразный старичок.

Кстати, я выгляжу примерно так же.

- Да, конечно. Пожалуйста.

Старичок уселся, достал из пакета приготовленные для уток мелко нарезанные кусочки хлеба, начал бросать их в воду. Предложил несколько кусочков и мне. Не для того, чтобы я их съел, уверен, что мне хочется покормить уток.

- Спасибо, - беру хлеб и бросаю уточкам.

- Вы, я вижу, тоже вернулись оттуда? -