старалась ради Польши. Ответ тоже не является большим историческим секретом. Суть его в том, что поражением Деникина и Колчака в России перечеркивался и один из французских стратегических планов. Париж нуждался в обновленной Антанте, имеющей силу удерживать Германию от ее агрессивных намерений, которые у немцев с окончанием Первой мировой войны и подписанием Версальского мира никуда не делись. Наоборот, замечает профессор Варшавского университета Витольд Модзелевский, унизительные для них условия мира «грозили быстрым возрождением германского реваншизма», как только для этого появится шанс. Если рассматривать ту ситуацию объективно, поясняет профессор, «кайзеровская армия не была в 1918 году ни разбита, ни ликвидирована». Не случайно же немцы твердили, что нога ни одного вражеского солдата на их землю не ступала. Победа Антанты была «прежде всего результатом политическим, а не военным». Однако на отпор готовому в любой момент вспыхнуть германскому реваншизму способна была только та Антанта, в которой присутствовала бы сильная Россия, что делало возможным создать своеобразные тиски, давящие на немцев как с запада — силами французов, так и с востока — русскими. Россия виделась Парижу единственным значимым противником Германии, при условии, что «она не будет пронемецким государством». Но на советскую власть и большевиков, имевших целью довести дело до всемирной революции, рассчитывать было невозможно, потому Англия и Франция так активно поддерживали Белое движение. С его поражением на восточной стороне Европы оставалась только одна страна, на которую Парижу можно было полагаться в противодействии немецким амбициям. Когда стало недоставать России, «роль главного союзника на востоке была авансирована Польше». При этом присутствовало и понимание, что маленькая Речь Посполитая, не располагающая основательными военными ресурсами, серьезной опасности для Германии не могла бы представлять. Посему та же Франция приложила очень много усилий для поддержки Польши в ее движении в смоленском и киевском направлении, оказав ей даже более значимую военную помощь, чем армиям того же генерала А.И. Деникина. Одним из таких «вкладов» стало французское полководческое пособление полякам в разгроме красноармейских войск под Варшавой. Иного выбора, как утверждают многие аналитики, у Парижа не было.

В то же время не было выбора и лично у Юзефа Пилсудского, выражает уверенность Витольд Модзелевский в своей книге «Польша — Россия. Чудо над Вислой — победа, предзнаменовавшая катастрофу». Скорее всего, маршал понимал, что «поражение большевиков в 1919 году дало бы Пилсудскому знать, что его время как политика, с которым можно считаться, закончилось», поскольку одной из сторон удерживающих Германию тисков вновь стала бы не Польша, а Россия, пусть и не царская, а республиканская, парламентская, но и не красная, а белая. Из этого проистекал крах и личных планов польского маршала, так как «французы быстро удалили бы его от всех важных функций, что и намеревались сделать в 1920 году». Персональная катастрофа для Пилсудского усугублялась еще тем, что он и его соратники в самой Польше «не имели шансов на получение власти в ходе демократических выборов», подчеркнул и этот нюанс профессор Варшавского университета. Говоря иначе, Пилсудский был бы убран с польского государственного поля, чтобы не путался под европейскими политическими ногами со своими амбициями. О том же, что амбиции у него есть и что они выходят далеко за польские пределы, вряд ли кто сомневался в странах, имеющих дело с Речью Посполитой.

После поражения под Варшавой в августе 1920 года польско-советский фронт откатился далеко на восток. Точку в так называемой польско-советской войне поставил Рижский договор, подписанный в марте 1921‑го. В результате конфликта, продолжавшегося свыше двух лет, исчезли с политической карты Европы Украинская Народная Республика, Западно-Украинская Народная Республика, Галицкая Советская Социалистическая Республика. Советская Белоруссия потеряла примерно половину земель. Несоветская Литва лишилась Вильнюса — своей столицы — вместе с окружающими этот город территориями. Правда, и Речь Посполитая добилась не всего того, чего желала, развязывая поход на восток, однако обзавелась территориями, сделавшими ее почти равной по площади с вышедшей из Первой мировой войны Германией. При этом Польша стала обладательницей одной из самых крупных армий в Европе. Вдобавок в 1921 году Речь Посполитая подписала военно-политический договор с Францией, предусматривавший и армейское взаимодействие в случае конфликта с немцами. Так Германия со всей очевидностью оказалась в реальных тисках. Ликвидировать их представлялось только нажимом на Польшу, ибо давить на Францию в этом смысле было еще делом безнадежным.

В то же время нет оснований сказать, что донацистские правительства Германии ничего не предпринимали с целью исправить территориальную ситуацию, сложившуюся не в немецкую пользу. Предпринимали, притом весьма настойчиво. Поначалу усиленно старались нарушить внутреннее спокойствие в Речи Посполитой, используя внутринациональные противоречия. В этом контексте весьма интересна фактура, изложенная в книге известного в Польше исторического аналитика и журналиста Эугениуша Гуза «Загадки и тайны сентябрьской кампании», в которой автор попытался исследовать не только события 1939 года, но и их давние истоки, их политическую подоплеку. Одна из ее глав называется «Замолчанное покушение с немецким фоном» и начинается словами о том, что в нынешней Польше мало кто знает о попытке убить президента Речи Посполитой Станислава Войцеховского, совершенной во Львове 5 сентября 1924 года во время его приезда в этот город на открытие промышленной выставки. Тогда в карету, в которой восседал глава Польши, из толпы был брошен пакет со взрывчаткой, однако он упал под копыта лошадей военного эскорта, сопровождающего президента. Покушавшимся был 19‑летний украинский студент Теофил Ольшевский, который сразу же подался на запад, и 3 октября его задержал немецкий патруль при нелегальном переходе германской границы. Ольшевский не стал скрывать, что по поручению Украинской военной организации он совершил покушение на президента Войцеховского, тем не менее, вскоре был признан «политическим беженцем».

В Польше тот случай не был предан огласке. В варшавском журнале «Tygodnik Illustrowany», опубликовавшем обширный отчет о выставке, не было сказано ни единого слова об инциденте с главой государства. Даже в воспоминаниях президентского адъютанта Генрика Комте, в которых перечислены тысячи деталей, связанных с такой службой, нет ничего о брошенной в кортеж его шефа бомбе. Точно так же еще три года перед этим польские власти замолчали покушение на самого Юзефа Пилсудского, и тоже во Львове, во время открытия специальных торгов в сентябре 1921 года, которое совершил молодой украинец Степан Федак. Обратившись к межвоенным временам и перечисляя исторические факты, Эугениуш Гуз сообщает в своей книге и о том, что только в тридцатые годы «от рук украинских националистов погибло 36 украинских политиков, заподозренных в коллаборации с Варшавой, а также 25 польских персон». Конечно же, те убийства