Шрифт:
Закладка:
Норман неподвижно дремал, Джемма ворочалась во сне. Доу тоже прикорнул – конечно, если верить его обманчиво расслабленной позе. С ним никогда не поймешь, с этим Доу.
Дом скрипел деревянными суставами и свистел сквозняками. Ночью звуки казались громкими и нездешними, будто кто-то ходил и летал вокруг, пытаясь попасть внутрь. Только костер горел на удивление уютно.
– Таких как ты… – спустя длинную паузу задумчиво повторил Кэл. Интересно получается. Выбор слов весьма душещипательный. Вместо ответа Кэл почти весело хмыкнул: – Ты хочешь меня разжалобить, что ли? Прости, приятель, это проигрышная тактика.
Судя по звуку, Блайт сделал несколько глубоких вдохов, но почти не пошевелился. Потом ответил:
– Я не хочу умирать.
Кэл заглянул в опустевший пакет с конфетами. Блин, все-таки надо было брать больше. «Не хочу умирать»? Покажи пальцем на того, кто хочет, дружище. Смяв пустую упаковку, Кэл обернулся к Блайту, встречая его взгляд. Все же, говоря некоторые вещи, нужно смотреть в глаза тому, кому ты их адресуешь.
– У нас есть две мысли насчет тебя, – сказал он, с интересом разглядывая тонкое, будто нарисованное мазками острой кисточки лицо. Огонь оглаживал его оранжевым и желтым, но насыщеннее оно от этого не становилось: сплошь белое с черным. Пушистые ресницы отбрасывали под глаза Блайта длинные, ершистые тени. – Какую хочешь услышать первой?
Его глаза казались черными слепыми колодцами, зияющими посреди белков.
Кэл находил их красивыми, но так, как находят красивыми, например, архитектуру, предметы искусства или – во – стол с эпоксидной заливкой. А что? Кэлу нравились столы с эпоксидной заливкой. Симпатичные. Смотря на Блайта, Кэл прислушался к себе – больше никаких подозрительных мыслей не наблюдалось. Ему приходилось быть начеку с самим собой, особенно теперь. Сюрпризы им сейчас не нужны.
– Я не думаю, что среди них есть хорошие для меня, так что, – Блайт повел плечами, – можете начать с любой.
– Ну, Джемма позволила тебе ехать с нами по одной простой причине. Если ты имеешь какое-то отношение к происходящему…
– Я говорил, я не… – попытался вставить Блайт, но Кэл не дал перебить себя:
– То гораздо проще тебе позволить самому нас вывести к эпицентру того, что здесь происходит, чем блуждать в здешнем тумане. Заманивая нас в западню, рано или поздно ты нас к ней приведешь. А там уж, – он пожал плечами, – там уж мы разберемся.
Выражение лица Блайта было не разобрать. Кэл и не собирался – он не Джемма, играть в провокаторские игры для того, чтобы раскусить собеседника, не любил. Так что никаких провокаций. Он просто говорил правду.
Впрочем, ее хватило, чтобы Блайт неожиданно торопливо, почти исступленно произнес:
– Это все работает против меня, верно? У меня нет возможности вам что-то доказать. Вы схватили меня, пытали, увезли из дома сюда, непонятно зачем и непонятно с какими…
– Не играй со мной, – спокойно предупредил Кэл.
Блайта будто наотмашь ударили, так резко на выдохе он остановился. И когда Кэл продолжил говорить, лишь следил за ним темными провалами глаз.
– Это ты выбрал меня. И это ты, – он указал пальцем ему в грудь, – сейчас играешь против меня. Всегда есть вариант, что пока ты разговариваешь со мной, то пытаешься воздействовать на меня с помощью своей магии. Всегда есть вариант, что с каждым твоим словом, с каждым твоим взглядом на меня, с каждым моим взглядом на тебя я обрекаю себя на смерть.
Блайт сжал окровавленные ладони в кулаки:
– Леннан-ши не так…
– Не так устроены, я в курсе, – доброжелательно согласился Кэл. – Ты рассказывал. Но ты же не ждешь, что я поверю.
Блайт так тесно прижал руки к себе, будто хотел то ли укрыться, то ли раздавить свою грудную клетку, когда произнес с неожиданным раздражением:
– Всегда остается вариант, что я от скуки убил двоих людей и планирую убить еще четверых. Всегда есть вариант, что у меня холодильник забит американцами.
Это заставило Кэла удивленно хмыкнуть. Удивительно было слышать у него такие сочные, полные эмоций интонации – будто серую картинку наконец облили краской.
«Только это тебе не поможет», – с рассудительным спокойствием подумал он.
– О, мрачное чувство юмора. – Вышло почти одобрительно. – Но это к Джемме. Она от такого тащится.
– А еще она любит обливать людей святой водой, – отрезал Блайт. Голос у него почти звенел.
Кэл кинул взгляд на остальных: нет, не проснулись. Потом вздохнул – так, будто ему приходилось объяснять простые истины детине, который уже должен был перестать быть ребенком и уяснить элементарные вещи.
– Ты не человек, Киаран.
Невысказанное «и мы об этом помним» осталось висеть между ними так осязаемо, что пальцами можно было потрогать. Кэл знал, что Блайт чувствовал эту тяжелую гирю из не произнесенных слов в затхлом воздухе. Но соглашаться тот не спешил:
– Как будто я в этом виноват.
И это тоже звучало замечательно отчаянно. Равнодушие – злость – отчаяние. Как по нотам из учебника.
– Ну, с этой точки зрения, – Кэл слегка пожурил его, придерживаясь излюбленного дружелюбного тона, – в этой ситуации никто не виноват. Мы все делаем то, что продиктовано желанием выжить. Скорее всего, если мы не убьем тебя, ты убьешь меня. Ты заявляешь, что такого не случится, что магия леннан-ши работает не так, но все врут ради выживания. Врут, питаются, убивают… Так уж вы устроены.
Блайт смотрел на него не удивленно, не со злостью, не с обычной своей отстраненностью. Что-то было в его взгляде такое… Он это уже увидел. Блайт уже так на него смотрел. Он смотрел на него так каждый раз, когда думал, что Кэл не видит.
И Кэл почти успел уловить, почти понял, почти схватил за хвост, но этого «почти» оказалось недостаточно – в последнюю секунду Блайт снова повернулся лицом к костру.
– Нет смысла пререкаться, да? Вы все равно мне не поверите. – Голос снова стал спокойным и собранным, прохладным и гладким, как рыбья чешуя.
Кэл все еще вглядывался в его лицо, когда согласился:
– Да. Мы все равно тебе не поверим.
– Я понимаю, – кивнул Блайт. – Правда, понимаю. Вы боитесь меня. В другой ситуации мне бы это даже польстило. Удивительно, почему вы меня не ненавидите.
Они снова встретились глазами.
Да.
Вот оно.
Вот что это такое.
– Довольно интересное заявление, – кивнул Кэл. Оно было прямо тут, пряталось и скрывалось, но при этом все время оставалось на виду. – Но… Но еще интереснее то, – медленно произнес он, с любопытством щурясь в гладкое, идеально красивое лицо, – что это ты ненавидишь меня.
Блайт долго молчал, не отрывая от него глаз. Но Кэлу не нужны были панически бегающие глаза или поспешно отведенный взгляд, выдающий с головой; он и так знал. Наконец Блайт, кажется, нашел что ответить – он уже открыл было рот, но вместо слов раздался крик.
Кричала Джемма.
Джемма открыла глаза.
И уперлась взглядом в черноту. Прошла пара секунд, прежде чем она поняла, что чернота – это высокий, заполненный темнотой потолок.
– Вставайте, – раздалось откуда-то справа, и Джемма попыталась проморгаться, а затем с кряхтением села, чувствуя под задницей твердые пружины. Точно, тахта. Этот дом. Фогарти-Мэнор.
Джемма повернулась, спустила ноги на грязный пол и подняла голову.
Потом произнесла:
– Ну привет.
Теодор Купер с какой-то тяжестью во взгляде рассматривал ее в ответ. Джемма постаралась сосредоточиться на его лице – какие-то детали проявлялись ярко, как в фокусе фотоаппарата, но стоило чуть отвести от них объектив, как они тут же расплывались, будто кто-то резво размазывал их блюром. Но вот одно Джемма понимала четко.
– Я сплю, – сказала она в тишину ночи.
Вокруг в темноте возвышались стены Фогарти-Мэнор, где она и засыпала. Огонь горел и трещал так же ровно, ветер облизывал дом,