Шрифт:
Закладка:
В XIX веке на территории Померании находилась некая старая церковь, на месте которой планировали построить новую. Ее долго разбирали, и однажды дети, игравшие на руинах, нашли викингский клад. Клад этот, очевидно, разделили, и часть его исчезла. Что-то забрал священник, руководивший работами, что-то – мальчик, обнаруживший сокровища, а также родители других детей. Однако кое-что всё же осталось в развалинах. Спустя век, в мае 1945 года, когда Померания стала частью Польши, на это место пришли два брата. Один из них, видимо, провел войну в Померании, а другой, наверное, воевал в советской армии, потому что в послевоенной Польше занял какой-то административный пост. На развалинах этой церкви братья обнаружили остатки того клада, и среди них – маленький металлический диск. Кругляш долгое время пролежал в коробке с пуговицами у одного из братьев. Еще через полвека потомки этого мужчины уже жили в Швеции, и его одиннадцатилетняя правнучка, разбирая пуговицы, нашла странную штучку, покрытую рунами, и принесла ее своему учителю истории. Тот сказал, что это древняя вещь, и семья обратилась к ученым. На диске, который оказался золотым, обнаружились руны, связанные с Харальдом Синезубым, а также изображение креста, что подтверждает факт принятия королем христианства. Сегодня эта вещь, на самом деле бесценная, стоит куда больше, чем золото, которое пошло на ее изготовление. Диск застрахован на 3,5 миллиона долларов и хранится в шведском банке; принадлежит он какой-то компании – наверное, связанной с этой семьей.
«Финн выстрелил, и стрела попала в середину лука Эйнара в то мгновение, когда тот натягивал свой лук в третий раз. Лук с треском разломился надвое. Тогда Олав конунг спросил: “Что это лопнуло с таким треском?” Эйнар отвечает: “Лопнуло дело твое в Норвегии, конунг”».
И действительно, король был разбит, и куда делся – неизвестно, вероятно, утонул. Но есть версия, что он прыгнул в доспехах в воду, чтобы не попасть в плен, не погибнуть с позором. Впоследствии еще долго ходили легенды о том, что на самом деле он доплыл до берега и когда-нибудь вернется.
В таких страшных, невероятных сражениях, кровавых конфликтах с аристократией, когда монарх сжигал, резал всех, кто выступал против него, укреплялась королевская власть Норвегии, Швеции и Дании. А эпоха викингов постепенно сходила на нет – независимых походов становилось всё меньше.
Так же, как условным началом эпохи викингов принято считать их нападение на Линдисфарн, условным концом называют гибель короля Харальда Хардрада в Англии. Этот удивительный человек прожил бурную, невероятную жизнь: бежал от врагов на Русь, служил Ярославу Мудрому, влюбился в Елизавету Ярославну, уехал в Константинополь, где тоже воевал, после осаждал Сицилию, участвовал в разных интригах, затем, разбогатев и прославившись, вернулся на Русь и получил в жены Елизавету Ярославну, а вскоре был избран норвежским королем и стал править Норвегией.
В 1066 году, когда умер англосаксонский король Эдуард Исповедник, не оставивший прямого наследника, на английский престол претендовали сразу несколько его родственников – и в частности Харальд. Он прибыл туда со своим войском, но английский король Гарольд Годвинсон разбил его в бою. Харальд погиб, и на этом прекратились попытки норвежского завоевания Англии. Однако спустя всего несколько недель из Нормандии приплыл другой потомок викингов – Вильгельм Завоеватель. Он разгромил английского Гарольда, и с этого момента в Англии началось нормандское правление.
На этом эпоха викингов формально завершилась. Но остались потрясающие корабли, остались камни с рунами, остались поэзия скальдов и удивительные саги.
Чтобы полнее передать странный, терпкий аромат тех времен, я хочу привести фрагмент из знаменитой исландской «Саги о Ньяле».
«Мудрый старый Ньяль жил с женой и сыновьями. Однажды чужаки, враждовавшие с его сыновьями, осадили их дом. В этот самый вечер Бергтора [жена Ньяля] сказала своим домочадцам: “Выбирайте все, что каждому по вкусу, потому что сегодня вечером я последний раз подаю вам еду”. “Этого не может быть”, – сказали те, кто был при этом. “Однако это так, – сказала она. – И я могла бы еще многое сказать, если бы хотела…”
В конце концов враги решили сжечь их дом. Коль, сын Торстейна, сказал Флоси [одному из осаждающих]: “Вот что я придумал: я видел каморку над поперечной балкой в главном доме. Надо, чтобы она загорелась, а для этого надо поджечь стог сена, который стоит рядом с домом”. И они подожгли этот стог сена. Те, кто был внутри, заметили это, когда весь дом уже был в пламени… Тогда Ньяль подошел к дверям и сказал: “Здесь ли Флоси? Слышит ли он меня?” Флоси сказал, что слышит. Ньяль продолжал: “Может быть, ты помиришься с моими сыновьями или позволишь некоторым людям выйти?” Флоси отвечает: “Я не намерен мириться с твоими сыновьями. Мы рассчитаемся с ними до конца и не отступим, пока они все не умрут. Но пусть выйдут из дома женщины, дети и домочадцы”. Тогда Ньяль вошел в дом и сказал: “Пусть выйдут все, кому позволено выйти…”
Женщины и дети вышли. Причем одна из них попыталась вывести своего мужа, сына Ньяля, переодев его в женскую одежду. Осаждающие поняли, что это мужчина. Он вступил с ними в бой и погиб. Затем он [Флоси] подошел к дверям и сказал, что хочет говорить с Ньялем и Бергторой. Ньяль вышел, и Флоси сказал: “Я хочу предложить тебе, чтобы ты вышел из дома, потому что ты погибнешь в огне безвинный”. Ньяль сказал: “Я не выйду, потому что я человек старый и едва ли смогу отомстить за своих сыновей, а жить с позором я не хочу”. Тогда Флоси сказал Бергторе: “Выходи, хозяйка! Потому что я совсем не хочу, чтобы ты погибла в огне”. Бергтора сказала: “Молодой я была дана Ньялю, и я обещала ему, что у нас с ним будет одна судьба”. И они оба вернулись в дом».
Удивительная сцена! Всем понятно: сейчас они погибнут, дом уже горит. И люди отказываются покидать его.
«Бергтора сказала: “Что нам нужно теперь делать?” “Мы пойдем и ляжем в нашу постель”, – сказал Ньяль. Тогда она сказала маленькому Торду, сыну Кари [то есть своему внуку]: “Тебя вынесут из дома, и ты не сгоришь”. “Но ведь ты обещала мне, бабушка, – сказал мальчик, – что мы никогда не расстанемся. Пусть так и будет. Лучше я умру с вами, чем
