истории Византии. До сих пор на мраморном парапете верхнего этажа Святой Софии в Стамбуле можно увидеть руны, которые выцарапал в IX веке, очевидно, скучавший на церковном богослужении викинг. Теперь надпись «Хальвдан был тут» является замечательным памятником той эпохи.

Все эти путешествия – связанные с грабежами, переселением, торговлей, – конечно, значительно отразились на жизни Западной и Восточной Европы. Возникали новые силы, складывалась новая политическая обстановка, тут и там разгорались войны. И, безусловно, это сильно повлияло на развитие самой Скандинавии, куда стекались богатства, где усиливалась знать.

Давайте представим себе вождя – скажем, ярла или даже кого-то помельче. Ему подчиняется определенная территория, на которой он считает себя совершенно независимым. Да, над ним стоит конунг, но здесь он главный, и его в какой-то мере содержат люди, населяющие эту местность. Они привозят продукты в его усадьбу, чтобы он мог устраивать пиры (какой он вождь без пиров?). Пир – это не просто угощение воинов, это братание, общение, возможность поделиться своей удачей, чему викинги придавали большое значение. Кроме того, люди, живущие под началом вождя, снаряжали его корабль. А кто-то из них отправлялся с ним в походы.

Мне очень нравится одна история о викинге, который ничего не боялся и чувствовал себя полностью свободным от чужой воли. В ирландской «Саге об Эрике Рыжем» рассказывается о гибели Бьярни, сына Гримольфа, который плавал к берегам Америки: «Когда корабль стал тонуть, Бьярни приказал своим людям перейти в лодку. Лодка, однако, не могла поднять всех, и тогда решили бросить жребий, кому садиться. По жребию вышло, что садиться в лодку должен был Бьярни и с ним почти половина людей. И вот все, кому выпал жребий, сели в лодку. Когда они уже были в лодке, один молодой исландец, спутник Бьярни, сказал: “Неужели ты бросишь меня здесь, Бьярни?” Бьярни отвечает: “Так выходит”. Исландец говорит: “Другое ты обещал мне, когда я покидал отцовский дом в Исландии, чтобы ехать с тобой!” – “Я не вижу другого выхода, – говорит Бьярни. – Что ты предлагаешь?” – “Я предлагаю, чтобы мы поменялись местами, ты пойдешь сюда, а я туда”. Бьярни отвечает: “Что ж, пусть будет так. Я вижу, что ты во что бы то ни стало хочешь жить и очень боишься умереть”. И они поменялись местами. Молодой исландец сел в лодку, а Бьярни перешел на корабль, и говорят, что Бьярни и все, кто остался с ним на корабле, погибли в червивом море.

А те, кто был в лодке, поплыли своей дорогой и достигли берега, и рассказали об этом случае»[1].

Характерно, что автор саги назвал имя Бьярни, а имя парня, который струсил и потребовал обмена, не упомянул. Потому что для скандинава трусость – качество очень позорное. Позорнее – только вернуться из боя, в котором погиб твой вождь.

Таковы викинги, воинственные суровые люди, для которых война – главное в жизни, для которых их мечи – живые существа, как и их корабли. Мы знаем, что и тем и другим они давали имена. Например, у Беовульфа, героя англосаксонского эпоса, один меч назывался «Нэглинг» (то есть «Режущий»), а другой – «Хрунтинг» («Пронзающий»). Вот откуда Толкин взял все свои названия мечей. У других героев саг есть меч Фотбит («Ногорез»), Фьяревавнир («Усыпитель жизни»), «Серый клинок», «Пламя битвы», Брюньюбитр («Прокушу броню»), «Бронерез», «Негодяй» и почему-то даже «Котенок», которого передавали из рук в руки. Такие независимые, буйные…

Мне нравится, как в исландской «Саге о Ньяле» описана ссора, происходящая на тинге. Автор говорит: «Гуннар был так спокоен, что его держал всего один человек». И мы можем лишь представить, какие страсти за всем этим пылают. Конечно, они никому не хотели подчиняться.

Есть история о том, как некий лагман (важный человек, который знает законы, зачитывает их на тинге и следит за их исполнением) отказался служить шведскому конунгу. Объяснил он это замечательно: «Не меньше чести, чем у ярла [то есть у знатного князя], быть бондом [независимым воином] и свободно говорить, что вам захочется, даже при конунге». Это для них очень важно. Так они представляли себе независимую военную, вольную жизнь.

Удивительное дело: из того, что я говорю, складывается образ жутких пиратов, разбойников, которые всё громили своими мечами и секирами, зацепляли крюками вражеские корабли и всех там убивали. И одновременно эта кровавая, жестокая эпоха породила поэзию скальдов – настолько утонченную, что сегодня требуются невероятные усилия, дабы в ней разобраться. Их стихи содержат целые цепочки сравнений, нанизанных одно на другое, и больше походят больше на магические заклинания. Викинги их, очевидно, слушали – иначе зачем бы они брали скальдов с собой в походы и щедро одаривали их. Для них было важно, какими они останутся в истории.

Кроме того, известно, что викинги любили играть в настольные игры. Об этом свидетельствуют, например, дивной красоты резные шахматные фигуры с острова Льюис, принадлежавшие, вероятно, знатному человеку. Играли они и во что-то наподобие костей, нардов.

Посмотрим на замечательные примеры скальдского творчества. Кто такой «расточитель янтаря холодной земли кабана-великана»? Начинаешь расшифровывать – и всё оказывается очень просто: «кабан-великан» – это кит, «холодная земля кабана-великана» – море, естественно, «янтарь холодной земли кабана-великана», то есть янтарь моря – это золото, а расточитель золота – человек, причем уважаемый. Скальд восхваляет конунга – расточителя золота, который ломает золотые браслеты и дарит своим.

Или еще одна длинная нитка бусин: «метатель огня вьюги ведьмы луны коня корабельных сараев». Какого коня ставят на зиму в корабельный сарай? Понятно, речь идет о корабле; сравнение корабля с конем вообще очень распространено. «Луна коня корабельных сараев», то есть луна корабля – это щит, щиты вешали на борта. «Ведьма луны коня корабельных сараев» – ведьма щита или то, что причиняет щиту вред: топор, секира. «Вьюга ведьмы луны корабельных сараев» – вьюга секир. Битва! «Огонь битвы» – меч. А «метатель огня вьюги ведьмы луны коня корабельных сараев» – человек.

Самый знаменитый поэт среди викингов (по крайней мере, в Новой истории) – всё тот же норвежский конунг Харальд Хардрада, за которого Ярослав Мудрый долго отказывался выдавать свою дочь. Оскорбленный Харальд уехал в Константинополь, совершал там подвиги, зарабатывал и писал стихи. Он описывал битвы и каждый куплет заканчивал словами: «А дева в Гардарике [то есть на Руси] знать меня не хочет». Или в переводе Батюшкова: «А дева русская Гаральда презирает». Позже Елизавету Ярославну все-таки выдали за него.

Странными людьми были эти викинги.

Существует удивительная легенда, которая вызывает у ученых большие споры. Некоторые считают ее сказкой, другие