– Ангина, у вас, девушка, банальная ангина.

– Жить буду?

– Имея такое чувство юмора – долго и счастливо. Все рекомендации я оставил вашему молодому человеку, желаю скорейшего выздоровления.

– Он не…

– Да, спасибо, Дима, очень рад был тебя видеть, – Лев перебил девушку.

– Если бы ты сообщил о своем приезде, то мы бы все собрались и отметили. Сто лет не видались, столько всего изменилось.

– Да, верно, но как-то времени все нет. Как наш прославленный Молот? Гонками больше не увлекается?

– Нет, Тема продал свою малышку, теперь у него другие девочки: жена и дочка.

– Счастливый.

– А ты когда? Когда уже станешь таким?

Лев только пожал плечами, он был рад за друзей детства: с кем-то, как с Ореховым, он вырос в одном дворе, а с Артемом Молотовым он учился в одной школе, с будущим доктором Димой Грач его Тема и познакомил. Да, у всех своя жизнь, свое счастье, заботы, дети. Корнееву стало даже завидно.

Лаура слушала разговор, затаив дыхание, сейчас Лев был другим – открытым, искренним, и ей это очень нравилось.

– Поправляйтесь, милая девушка, и будьте понапористее с этим молодым человеком.

Доктор Грач ушел, от него остался лишь тонкий аромат легкого парфюма и приятные воспоминания.

– И как вообще ты можешь строить глазки с температурой и ангиной?

– Никто ничего не строил, не сочиняй.

– Да точно, я все видел. Между прочим, он женат и, между прочим, счастливо. Лежи, никуда не уходи, я в аптеку, ключи возьму, сам закрою и открою. И не смей никому открывать.

Лев ушел, хлопнул дверью, закрыл на два оборота замок, пребывая в шоке от самого себя за то, что приревновал Лауру к Грачу. А ведь это была именно ревность, та, которую он никогда не испытывал, но сейчас она щекотала нервы и будоражила кровь.

Странно, но все проблемы, о решении которых Корнеев должен был думать, ушли на второй план. Мужчине нужно было купить лекарства, вылечить Лауру, а потом уже думать, как задобрить самую зубастую акулу из всех акул-ресторанных критиков, чтобы она не сожрала его с потрохами.

И конечно, он совсем забыл про сообщение, отправленное Николь. Про то, что писал, как скучает по ней и хочет видеть. Но сама Николь ничего никогда не забывала.

Глава 26

Зря Лаура его не прогнала, ой зря.

Именно так девушка думала, когда принимала лекарства, купленные Львом, которые выписал его друг – приятный доктор с интересной фамилией Грач. Именно так Анисимова думала, когда смотрела в голубые глаза столичного шефа, и у нее уже от этого повышалась температура, а не от больного горла.

В свои двадцать три года Лаура Марковна была совсем не наивной, влюбчивой и ветреной девицей. Она считала себя волевой, целеустремлённой и гордой. Но выходило, что гордости-то и не было совсем, если связалась когда-то с женатым мужиком, за что Лауру ругала подруга Светочка. И не любовь то была вовсе, а так, буйство гормонов.

Внутри болела, кажется, каждая клеточка, в голове будто была вата, но даже так Лаура понимала, что влюбилась. Лев смотрел по-особенному, касался, проявлял заботу. Не приди он сегодня, не заступись за нее перед вредной теткой, не прояви вот такую заботу, – забыла бы, не пошла на курсы, вычеркнула бы из памяти.

Пусть бы все закончилось, так и не успев начаться, не ее поля ягодка, как говорит дед Никифор, косогоровский долгожитель. Ровню себе надо всегда выбирать, такого же по достатку и статусу. Да какой ей Корнеев ровня? Никакой. Богатый, успешный, красивый. А кто Лаура? Девчонка из деревни, которая набралась смелости, отстригла косу, надела модные шмотки и решила, что вот сейчас весь мир будет у ее ног.

Всю ночь Лаура во сне то укрощала потоп, то тушила пожар, то плакала – да так натурально и правдиво, чувствуя обжигающие слезы обиды и горечи. А потом с кем-то ругалась, кричала обидные слова и снова плакала.

Просыпалась медленно, плечо затекло, что-то тяжелое давило на грудь. Открыв глаза, посмотрела в потолок, а потом в сторону. Рядом лежал столичный шеф, его рука по-хозяйски лежала на груди, а сам Лев тихо похрапывал.

Ну вот, снова они проснулись вместе. Лаура прислушалась к ощущениям, голова не болела, горло не резало болью, как вчера, лишь легкая слабость была во всем теле, а еще девушка была практически голая, не считая одних трусиков. Девушка хотела убрать руку, но как только попыталась это сделать, давление усилилось, а Лев придвинулся ближе и, уткнувшись ей в шею носом, прижался пахом к бедру.

Вот бы так просыпаться всегда – с любимым мужчиной и его стояком. Мысль промелькнула дикая и шальная, Лаура прикусила губу, чтобы не засмеяться, чувствуя, как слабость в теле сменяется возбуждением, соски твердеют, и так томно давит низ живота. Озабоченная она стала рядом со Львом.

Потом он простонал, мужская рука сжала грудь, сдвинулась ниже, на лобок. Лев действовал не глядя, а чисто на инстинктах, надавливая пальцами на промежность.

– А-а-а…

Лаура не смогла сдержать стон, инстинктивно сжала бедра, схватилась за руку Льва.

– Иди ко мне…

А Корнееву снова снились порнографические сны, да такие развратные, что было стыдно немного самому. Член стоял весь вечер, он так и заснул, ночью яйца отяжелели окончательно, а под утро разбухшая головка уперлась в тугие боксеры, и стало совсем невыносимо.

Лев впился губами в мягкую кожу шеи, засосал ее, облизал, снова засосал, уже настойчивее лаская киску девушки сквозь трусики. А Лаура, разведя бедра, откинулась назад, открывая себя больше для ласк и поцелуев. Какая там ангина? Какая болезнь и недомогание, когда чудесное лекарство доктора Грача – плюс умелые ласки Льва –творят чудеса?

– Да, да, малышка, черт, какая влажная девочка, – Корнеев уже забрался в трусики, отодвинув в сторону мешающую ткань, провел пальцами по гладким половым губам, Лаура сочилась смазкой, откровенно разводя бедра шире.

Несколько массирующих движений, клитор моментально набух, Лев натирал сильнее, уже засасывая в рот сосок, другой рукой вынимая член. Оттянул крайнюю плоть, сдавил разбухшую головку, встал на колени.

– Лев… Я…

Лаура сама не знала, что хочет сказать, было так невыносимо хорошо, но хотелось большего. Чтобы Лев не останавливался, не останавливался никогда, в его глазах сейчас было столько страсти и желания, что по телу шла дрожь, и хотелось плакать от бездействия.

– Да, сейчас, вот же… Сука… М-м-м…

Без лишних прелюдий мужчина вошел неглубоко,