– Я прошу вас передать это Фанни и сказать ей, что я ее люблю и что она все равно станет моей женой.

– Но почему вы просите об этом меня? – Стальные глаза корнета зажглись при виде драгоценных камней. – Почему сами ей ничего не скажете?

Великий князь посмотрел куда-то в сторону и сказал:

– Боюсь, она не захочет меня слушать. Я давно обещал ей жениться или хотя бы познакомить с семьей, но до сих пор не выполнил обещания. – Он усмехнулся. – Видите ли, моя матушка категорически против нашего брака – и тут я ничего не могу поделать.

– Зачем же тогда налаживать отношения? – искренне удивился Савин. – Не лучше ли ее отпустить? Вы женитесь на той, которую ваши родители сочтут вам ровней, а Фанни найдет своего человека и будет с ним счастлива.

Князь вздохнул.

– Я очень люблю ее, – ответил он горестно, – и безумно боюсь потерять. Я попробую еще раз поговорить со своей матерью, и если она останется непреклонна, я увезу мою любимую в другую страну. – Он взял ладонь корнета, не решавшегося забрать бриллианты, положил на нее камни и закрыл длинными пальцами. – Будьте добры, отдайте их Фанни.

Это было сказано уже требовательным тоном, и Савин поклонился:

– Не смею отказать вашему высочеству.

– Отлично, – холодно сказал Николай Константинович. – Надеюсь, дорогу к выходу вы найдете сами. – Он развернулся и быстро скрылся в одной из комнат.

Савин растерянно заморгал. Теперь он не сомневался, что великому князю все прекрасно известно. Но почему он поручил отдать бриллианты балерине именно ему, ее нынешнему любовнику? Не было ли в этом какого-нибудь подвоха?

Корнет сделал несколько шагов к лестнице и остановился, разжав кулак. Бриллианты блеснули в свете хрустальной люстры, и на белоснежных скульптурах заплясали разноцветные огоньки.

Николай подумал, что держит в руках целое состояние.

Закрыв глаза, он воскресил в памяти богатые оклады икон матери великого князя. Позже он и сам не мог объяснить, почему, рискуя быть пойманным, вернулся в спальню Александры Иосифовны и принялся лихорадочно снимать бриллианты с золотых риз.

Когда в коридоре послышались шаги, корнет побледнел и спрятался за высокую спинку широкой кровати. На его счастье, кто-то не остановился перед комнатой жены брата императора, прошел дальше и повернул назад.

Корнет с облегчением вздохнул и подумал, что пора выбираться отсюда, как бы ни хотелось обчистить все ризы.

Приоткрыв дверь, он выглянул в коридор и, никого не увидев, осторожно, крадучись, добрался до лестницы и спустился вниз.

Вышколенный слуга ни о чем не спросил странного гостя, помог ему надеть пальто, и Савин вышел в промозглый вечер, унося с собой целое состояние.

Разумеется, он не собирался передавать Фанни бриллианты и просить ее вернуться к великому князю.

В голове авантюрного корнета родилась другая идея.

Он направился в ломбард, где заложил несколько самых маленьких камешков, пересчитал полученные деньги и с удовлетворением заметил, что на первое время хватит на безбедную жизнь в другой стране. Здесь, в России, ему стало душно и неуютно. Находясь под колпаком у Шувалова, он уже не мог жить по-прежнему, не мог считать себя совершенно свободным. А к такому существованию он не привык.

Глава 16

Пригорск, наши дни

Дима Громов вразвалку подходил к большому зданию хирургического корпуса больницы, на первом этаже которого располагалось приемное отделение. Именно туда «Скорые» везли больных, нуждавшихся в срочной помощи. Здесь он рассчитывал найти врача, дважды побывавшего у Заломовой.

После разговора с Горбатовым он поехал к Людмиле Борисовне, узнал, что Марина в рот спиртного не брала, ну, может, только по праздникам, потому что боялась.

«Родители у меня, судя по всему, были алкоголиками, – говорила она. – Ну сами посудите, разве другие отказались бы от ребенка? Да, бывает, отказываются несовершеннолетние мамочки, но это редкость. Так что злоупотреблять алкоголем мне противопоказано».

Дмитрий кивнул, отметив про себя, что насчет трупа неизвестной женщины они не ошиблись – это не Марина.

Когда же он попросил старушку описать врача, та покачала головой:

– Соколик, зрение у меня плохое. Высокий, спортивного вида – это точно… Молодой, лет тридцати. Остроносый, в очках. Но я не уверена, что он приходил к ней в первый раз. Ты уж меня не мучай.

Он пообещал не мучить, задал ей еще один вопрос, даже не надеясь, что Людмила Борисовна на него ответит, но, на его удивление,