class="p1">– Джонни, я за тебя боялся, – сказал Гротле, – но и зол был на тебя, как черт! Ты наплевал на все приказы, начал действовать самостоятельно и нас за собой потянул. Ты, браток, пересмотрел в ютубе видосов, где поливают помоями Штаты, и курил слишком много гашиша.

– Нечего нам было бомбить Ливию, – сказал Джонни. – И гашиш я больше не курю. Сейчас случайно облажался.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – Взгляд Гротле помягчел. – Ты принимаешь все мировые проблемы на свой счет, слишком близко к сердцу. Лично я могу согласиться, что бомбардировка Ливии не очень-то умный шаг.

– Не очень-то умный? – сказал Джонни. – Столько невинных жертв, соотношение сил на Ближнем Востоке перевернуто вверх дном людьми, которые понятия не имели, что творят, открылись врата террористического ада.

Гротле строго посмотрел на него.

– Ты исполнитель, а не министр иностранных дел. Политику определяют политики, а мы выполняем. Это лучше, чем наоборот.

Амбал встал и пошел к выходу.

– Мне надо на самолет успеть, лечу на север. А вы тут отдыхайте. Звони, если что, Джонни, я большей частью в Рамсунне. Но если опять возьмешься за эту хреновину, я сам с тобой разберусь.

* * *

В магазине деликатесов на Бюгдёй-аллее Х.К. и Джонни купили цыпленка и пряности для настоящего цыпленка в вине, потом зашли в винный, взяли пару бутылок бургундского. А когда дома из кастрюли повеяло ароматом чеснока, бекона, пряностей и красного вина, в квартире стало прямо-таки по-домашнему уютно.

– Я и забыл, что ты классно готовишь, – сказал Джонни, глядя, как старший друг подмешивает к соусу коньяк.

– Я много чего набрался в Ливане, – ответил Х.К., – французы всегда любили вкусно поесть, даже на боевых заданиях. – Он улыбнулся. – Они научили меня готовить… и собирать разведданные.

Прошлое Х.К. было окутано туманом, как и его личная жизнь. Джонни знал, что он гей, живет с неким замминистра, ныне пенсионером, а начинал карьеру как офицер разведки в норвежском батальоне ООН в Ливане начала восьмидесятых, но это и всё.

– Французы хорошо знали эту часть Ближнего Востока. Вдобавок они научили меня кой-чему еще, главному для каждого, кто работает в разведке.

– Шарму? – улыбнулся Джонни. Х.К. вдолбил ему это, когда руководил оперативным отделом.

– Ты не все забыл, – подмигнул Х.К. – Можешь что угодно говорить о крепких трёнделагских лыжниках, которых много в наших лучших отрядах. Но особо charmant их никак не назовешь.

После нескольких бокальчиков вина Х.К. охотно пересыпал свою речь французскими словечками.

– Народ воображает, что цель искусства обольщения – заполучить партнера для постели. Это само собой. Но, по сути, la séduction означает обрести власть. Навязать свою волю, хитростью, без насилия. Вот главное, чему меня научили французы.

– С Хансом Фалком ты познакомился в Ливане? – спросил Джонни.

– В Бейруте, – настороженно ответил Х.К., – летом восемьдесят второго, могу точно сказать, потому что тогда случилась атака израильтян.

Повисла недолгая пауза, Джонни молчал, пусть себе вспоминает.

– Он работал в лагере палестинских беженцев на юге города. Трудоголик, прекрасный специалист, еще более дерзкий и самоуверенный, чем теперь. По слухам, он крутил роман с кем-то из руководства одной из самых печально известных вооруженных палестинских группировок.

– Ханс рассказывал мне эту историю чуточку иначе, – заметил Джонни.

– По слухам, – с ударением повторил Х.К. – В Норвегии у Ханса была жена, но он, как только пересекал границу, всегда жил как холостяк. Во всяком случае, в ту пору он часто бывал у этих палестинцев. Что правда, а что нет, мы вряд ли узнаем, поскольку Муна Хури, так ее звали, была убита во время резни в бейрутских лагерях беженцев. В сентябре восемьдесят второго, никогда не забуду. – Взгляд его был где-то далеко-далеко. – Давай сядем?

Джонни положил себе горячей курицы и рассказал, о чем сообщил ему главврач. Х.К. слушал серьезно и внимательно.

– В довершение всего, – сказал Джонни, – мне предложили работу.

– Что? Неужто? – Х.К. басисто захохотал.

– Ханс Фалк хочет, чтобы я написал его биографию.

Х.К. замер, не донеся бокал до рта.

– Ничего себе. – Он кашлянул. – И что ты ответил?

Джонни выложил на стол договор.

– Я согласился. Договор подписан.

– Н-да, неожиданный ход со стороны добряка Ханса Фалка.

– Ханс рассказал, что последнее мое задание фактически исходило от Улава Фалка и САГА.

– Зря я ушел со службы, – вздохнул Х.К. – Эта операция была полным безумием, мы бы нипочем не пошли на такое, когда я возглавлял Отдел.

– Еще он сказал, что эта операция – продолжение того, чем Улав занимался все послевоенные годы. И что моя история – конец чего-то, что может свалить весь его фонд. Если правда, что, когда меня сцапали в Курдистане, Норвегия не пришла мне на помощь по вине Улава Фалка, то я не против свалить и его вместе с фондом.

– Любопытно, – пробормотал Х.К. – Месть – огромная движущая сила, во все времена. – Он медленно потер пальцами подбородок. – Ты отдаешь себе отчет, во что ввязался, Джонни? Куда более опытные журналисты, чем ты, пытались разобраться в этих домыслах, но безуспешно.

– У меня больше шансов разобраться, чем у них.

Х.К. долго молчал.

– Я работал с Улавом, давно, еще до того, как он учредил САГА. Оба мы были тогда водолазами-разведчиками. Потом он служил в войсках, а я в службе безопасности. Мы вполне ладили. Думали одинаково. Нас больше занимали стратегические вопросы, а не преследование студентов-маоистов… по крайней мере меня. Под конец мы разругались. Пожалуй, это было неизбежно.

– Почему?

– Мы оба обеспечивали безопасность Норвегии, только по-разному. Моя лояльность всегда основывалась на норвежской Конституции, а Улав предпочитал защищать страну средствами, которые идут вразрез с принципами Конституции. Вот в чем разница между нами. Улав – прагматик, властолюбивый и жестокий.

Джонни отхлебнул из бокала.

– И за фондом САГА стоит такой же образ мыслей?

– Да это его основа! Ведь САГА был частью так называемой системы безопасности и боеготовности Stay Behind. Бойцы Сопротивления времен войны и столпы общества, которые не хотели сложить оружие, создали на случай советского вторжения секретную частную армию. Причем во всех западноевропейских странах, а не только в Норвегии. Все годы холодной войны Редерхёуген использовали как склад оружия.

– Но разве в семидесятые их не вывели на чистую воду? – Джонни смутно помнил эту историю.

– Многих разоблачили. Но не всех. Как хранилище оружия Редерхёуген прямо-таки идеален. В годы войны там стояли немцы, они построили туннели и бункера. Их стенам сносу нет, так сказать. После войны там разместили массу оружия и прочего оснащения, привозили самолетом старых вермахтовских генералов, чтобы те продемонстрировали действие оборонительной системы на случай советского вторжения. Никто не