– Well done[37], Сверре Фалк.

Сверре обернулся и увидал прямо перед собой худое, обветренное лицо с маленькими глазками, которое невольно наводило на мысль, что его обладатель годами жил в плащ-палатке.

– Магнус, что ты здесь делаешь?

Кто такой Мартенс Магнус, Сверре знал задолго до того, как этот офицер начал общаться с Улавом накоротке, однако ощущение, что Магнус – этакая скользкая пиявка, только усилилось. Отец и М.М., как его часто называли, в последние годы близко сдружились, отец даже обеспечил офицера, который был лет на тридцать моложе его, руководящей должностью в САГА. Раньше Магнус возглавлял команду «морских охотников», подразделение, где Сверре с детских лет мечтал служить. На похоронах бабушки Магнус был в мундире с крыльями на груди, опять-таки предмете мечтаний Сверре.

Сейчас М.М. был в штатском, в темном шерстяном пальто и до блеска надраенных сапогах.

– Я толком не выразил соболезнования на похоронах, – сказал Магнус, стиснув его руку в железном пожатии. – Но прощание прошло очень достойно.

Сверре кивнул и принялся, руки в карманы, пинать камешки на тропинке.

Что Сверре буквально каждый день после демобилизации тосковал по армии, не совсем правда. Год назад Мартенс Магнус пришел к нему и спросил, не окажет ли он Норвегии небольшую курьерскую услугу. Надо слетать на Ближний Восток, наведаться в местный банк, а затем кое с кем встретиться. Задание ради Норвегии, больше он сказать не может. Само собой, Сверре согласился. И почувствовал себя по-настоящему живым, а не лунатиком в собственной жизни.

– Найдется минутка? – спросил Магнус. – Надо кое-что обсудить.

– У меня в кабинете?

– Отлично, – кивнул М. Магнус.

Они вместе вошли в дом, по винтовой лестнице поднялись в кабинет Сверре. Шаги шефа «морских охотников» утонули в ярко-красном восточном ковре, купленном в Афганистане и застилавшем пол между тяжелым тиковым письменным столом и встроенным книжным шкафом справа на торцевой стене. В шкафу преобладали переплетенные в кожу исторические труды. Несколько армейских плакеток, значков подразделений и медалей в рамках, море, сверкающее за высокими стрельчатыми окнами, и голова антилопы на стене.

– Достойная обстановка, – кивнул Магнус. – У тебя кабинет получше отцовского.

– Ты еще вот этого не видел, – улыбнулся Сверре и открыл низкую дверцу в гардеробную, где, прикрывая широкий оружейный шкаф, висели отутюженные рубашки и пиджаки. Он набрал код, отворил дверцу. Охотничьи ружья стояли по ранжиру, и Сверре достал одно из них.

– «Пердé», для охоты на крупную африканскую дичь, с гравированным соколиным гербом.

– Недурно, – сказал Магнус. Уверенными движениями знатока он взвесил ружье в руке. – Улав как раз сейчас очень интересуется охотой на крупную африканскую дичь, а я пытаюсь объяснить ему, что подобные занятия отошли в прошлое.

Сверре улыбнулся.

– Кстати, – сказал Магнус, поглаживая пальцами приклад, – в тот день, когда умерла твоя бабушка и мы здесь обедали, ты ничего особенного не заметил? Может, кто-нибудь вел себя странно?

Странно, что Магнус задал ему этот вопрос.

– Отец велел порасспрашивать? – спросил он.

М. Магнус улыбнулся:

– Нет, вообще-то наоборот. О тебе хорошо отзываются. Твой давний начальник из снайперского отряда – мой добрый друг и коллега. По его словам, ты хорош в команде. И превосходный стрелок, само собой. Ты же знаешь, связи между снайперами и «морскими охотниками» глубокие и тесные.

Что Сверре вылетел на последнем отборочном туре в команду «морских охотников», известную среди посвященных как КМО, один из лучших в мире отрядов спецназа, было его величайшим поражением. Сейчас он ощутил на спине легкие мурашки.

– Вероятно, ты знаешь и о том, – продолжал Магнус, – что мы участвуем в кой-каких операциях в Афганистане. И сейчас формируем task force[38]. Со снайперами дело у нас обстоит не лучшим образом. Прямо напасть какая-то – болезни, ранения и прочие неблагоприятные обстоятельства.

В груди у Сверре аж закипело.

– Сочувствую.

– Короче говоря, – сказал М. Магнус, – нам нужен снайпер. Ты не «морской охотник», но у тебя есть навыки и опыт. И ты перспективный, что опять же нам по душе. Как тебе такое?

– Хм, почетное предложение. – Кончиками пальцев Сверре нежно погладил приклад «Перде». – Надо подумать.

– Ясное дело, – сказал Магнус, взял пальто и на прощание крепко пожал Сверре руку. – Только думай не очень долго. Времени на комплектование у нас в обрез. – На пороге он обернулся: – Кстати, раз уж мы тут одни, Сверре. В последнее время ты ничего не слыхал от приятелей-ветеранов про Джонни Берга?

– Про Джонни Берга? – Разумеется, он знал это имя, во всех оперативных подразделениях армии о Берге ходили легенды. – Я думал, он лажанулся и пропал на Ближнем Востоке?

– Он вернулся, – сказал М. Магнус. – Сообщи, если ваши с ним пути пересекутся. И побыстрее дай ответ, интересует ли тебя наше предложение.

Сверре стоял на узбекском ковре, разукрашенном всадниками и сказочными животными. Хватит ему торчать здесь на вторых ролях. В армии он будет самим собой.

Но одновременно в памяти всплыло кое-что еще – обрывочные картины, не только афганские… провода на обочине, вспышка за секунду до того, как «Ивеко» впереди взлетел на воздух, вкус земли и песка во рту, дым, 12.7[39], бьющий трассирующими пулями по скалам, запах пороха, бензина и горелой плоти.

Да, он боялся, но и тосковал по такому страху. Штатским никогда этого не понять. А теперь вот Мартенс Магнус выписал лекарство от этой тоски, единственное, которое обязательно поможет, знал Сверре.

Глава 17. Их надо уничтожить

Линия фронта, Курдистан

Больница располагалась с курдской стороны линии фронта, но так близко, что артиллерия Исламского государства могла раздолбать ее в любую минуту. Ханс Фалк приказал остановиться у главного входа и вылез из машины. Больница представляла собой запущенное, желтое, как подсолнух, кирпичное здание в два этажа, окруженное кипарисами, вялыми пальмами и серовато-бурым садиком по фасаду.

В приемном отделении царил хаос. Днем раньше террористы устроили налет на полицейскую академию в другом конце городка. Независимые источники сообщали о многочисленных убитых и раненых. Старухи в платках и традиционных платьях причитали, сидя на лавке вдоль одной стены, меж тем как солдаты из охраны, в большинстве женщины в темно-зеленом камуфляже, пытались навести порядок. Ханс обвел взглядом помещение. Вокруг ковылял народ на старых костылях, с грязными, окровавленными бинтами на обрубках рук и ног, молодые матери успокаивали ревущих младенцев.

Встретила его красивая норвежская медсестра из Драммена, которой поручили показать ему больницу; девушка тотчас сообщила, что ее родители – езиды[40], маленькое меньшинство, проживавшее в этих краях тысячи лет, пока джихадисты не начали свою этническую чистку, истребляя «дьяволопоклонников»,