Толпа вокруг ликовала. Он знал, что каждый хочет поговорить с ним, пожать руку, поздравить, поделиться своими мыслями. Но ему был необходим момент покоя, поскольку перед ним оружие, способное положить конец любой войне, продолжало штурмовать само небо. Оппи отступил в сторону, двигаясь боком, не сводя глаз, больше не нуждавшихся в защитном стекле, с огромного выпуклого феномена.

Отныне…

Поистине дьявольская штука! Оппи все еще видел сохранившееся в сетчатке остаточное изображение, но в его сознании под светящимся облаком лежал призрачный город с центром на нулевой отметке, который перестает существовать, превращается в ничто.

Отныне я…

Начальное образование, которое Роберт получил в Школе этической культуры Феликса Адлера – абстрактное стало конкретным, философское направление воплотилось в реальность из камня и известкового раствора, – возвысило его мышление, а индуистский мистицизм даровал прозрения, которые разделял мало кто из его западных современников.

Отныне я есмь Смерть…

Оппенгеймер изучал санскрит под руководством великого Артура Райдера, чтобы читать «Бхагавад-гиту» в оригинале, и думал на этом языке так же легко, как на английском… или французском, или немецком, или голландском. Он подозревал, что может с равным успехом формулировать свои мысли на любом из этих языков: немецкий, с его сложными существительными, подходил для характеристики объединения физических сил, тогда как английский с неограниченным запасом прилагательных был приспособлен для описания взаимоизменений.

Но хинди – язык «Гиты» – относился к глубинным связям, и его слова, ужасные, зловещие слова, вспыхнули в его сознании при виде того, как вздымающийся водоворот продолжал заволакивать небо.

Отныне я есмь Смерть, разрушитель миров.

Глава 16

Через три недели: Август 1945

Я совершенно не надеюсь оправдаться перед совестью. То, над чем мы работаем, настолько ужасно, что наши души не спасут никакие протесты или политические игры.

Эдвард Теллер

Оппенгеймер, сидя в своем кабинете, нетерпеливо ждал звонка. Помилуй бог, бомбу на Хиросиму должны были сбросить еще вчера. Почему же Мэнли не звонит? Оппи отправил своего ассистента в Вашингтон именно для того, чтобы тот дал ему знать, как только туда поступит донесение от бомбардировщика B-29, название которому, по-видимому, в последнюю минуту дали имя «Энола Гей».

Когда телефон наконец-то зазвонил, Оппи, рванувшись за трубкой, умудрился свалить со стола переполненную пепельницу.

– Сэр, вас вызывают по междугородней, – сообщил ему телефонист. – Доктор Мэнли.

– Да, да! – воскликнул Оппи. – Соединяйте.

В трубке несколько раз щелкнуло.

– Оппи…

– Джон, проклятье! Как вы думаете, за каким чертом я послал вас в Вашингтон?

– Простите, босс, ничего не мог поделать. Гровз не разрешал что-либо сообщать, пока Трумэн не сделает заявления. Оно должно вот-вот начаться, и…

Оппи, не прикрывая микрофон ладонью, громко крикнул Бобу Серберу:

– Радио! Президент выступает!

На невысоком книжном шкафу стоял дешевенький радиоприемник в бакелитовом корпусе. Сербер повернул ручку, аппарат начал нагреваться. Радио принимало только радиостанцию Санта-Фе и KRS, собственный радиопередатчик Горы. Оппи велел Серберу настроиться на Санта-Фе.

– Ну?! – спросил он в трубку. – И?

– Сработало, – ответил Мэнли.

Оппи откинулся на спинку кресла. Чертова штука сработала! Сербер смотрел на него, ожидая определенной реакции. Оппи поднял кулак с оттопыренным большим пальцем, и лицо Сербера расплылось в широкой улыбке; Оппи счел такое проявление чувств неуместным в данных обстоятельствах, но тут же почувствовал, что и его самого тянет улыбнуться.

Мэнли продолжал:

– Дик Парсонс прислал сообщение с «Энолы Гей»: «Результаты однозначны. Успешно во всех отношениях. Видимые эффекты больше, чем при испытаниях в Нью-Мексико».

– Вот оно! – крикнул Сербер, указывая на радиоприемник.

Телефонный разговор обходился недешево, но Оппи было плевать на это.

– Джон, не кладите трубку, – сказал он, а сам опустил свою телефонную трубку на стол и повернул ее к затянутому материей динамику радио.

«…в прямом эфире с Атлантического океана президент Гарри С. Трумэн, возвращающийся в Соединенные Штаты с Потсдамской конференции».

А затем раздался голос Трумэна с характерным миссурийским акцентом, постепенно, по мере разогрева ламп радиоприемника, делавшийся громче: «Некоторое время назад американский самолет сбросил одну бомбу на Хиросиму и сделал этот город совершенно бесполезным для врага. Эта бомба обладает мощностью больше двадцати тысяч тонн ТНТ. Японцы развязали войну, напав с воздуха на Перл-Харбор. Они получили многократное возмездие».

Оппи совершенно не к месту подумал не о бомбе с урановой начинкой, разработанной его командой, а о немецкой V-2[33], где буква V означала Vergeltungswaffe – «Оружие возмездия». Он встал и принялся расхаживать перед радиоприемником.

«И это еще не все, – продолжил Трумэн. – Появление этой бомбы добавило новые, революционные, разрушительные возможности к растущей мощи наших вооруженных сил. Бомбы нынешнего типа уже находятся в производстве, и скоро появятся новые, еще более мощные модели».

Более мощные модели?.. Оппи почувствовал, что все его тело обмякло и сила притяжения почти неодолимо повлекла его к полу. Неужели Трумэну доложили о проекте супербомбы Теллера? Неужели с ними теперь покончено? Он посмотрел на Сербера; тот пожал плечами; судя по всему, эта фраза удивила его точно так же, как и начальника.

А потом наконец президент дал чудовищу имя, использовав термин, впервые введенный, как узнал Оппи от Лео Силарда, Гербертом Г. Уэллсом еще в 1913 году, но до этого момента не известный почти никому из американцев. «Это атомная бомба. Это обуздание главной силы вселенной. Силу, из которой Солнце черпает свою мощь, мы обратили против тех, кто принес войну на Дальний Восток».

Ну, подумал Оппи, это не совсем верно; водородная бомба Теллера действительно основана на термоядерном синтезе, а вот в «Малыше» с «урановой пушкой», использованном в Хиросиме, и «Толстяке» с плутониевым имплозивным зарядом, который сейчас уже находится на аэродроме Тиниан южнее Японии, осуществляется реакция деления, то есть действует сила распада, а не синтеза. Тем не менее в любом случае используемые химические элементы преобразовываются в другие; Силард, узнав об испытании «Тринити», язвительно заметил: «Первым добившимся успеха алхимиком, несомненно, был Бог, но я иногда задаюсь вопросом: не был ли вторым сам дьявол?»

Трумэн продолжил, и в его голосе, обычно звучащем как-то неуверенно, прорвались чуть ли не истерические нотки: «Теперь мы готовы быстрее и полнее уничтожить все производственные предприятия, которые имеются у японцев в любом городе. Мы уничтожим их порты, их фабрики и их коммуникации. Поймите меня правильно: мы полностью лишим Японию любой возможности вести войну».

Нет, нет, думал Оппи. Целью взрыва было показать миру, что воевать теперь стало совсем неразумно – что любой конфликт может разрастись до Армагеддона и поэтому от всего оружия следует отказаться. Продолжать разрушения, это…

Но именно это Трумэн и провозгласил: