— Один лишь раз, — повторил он, не убирая пальца с открытки. — Семь лет назад. Какая женщина.

Рози кашлянула.

— Как я уже говорила, наша канцелярия… Наверное, не стоило… Но мы…

— Поблагодарите ее от меня, — перебил он с шотландским выговором. — Непременно поблагодарите.

У Рози ком подступил к горлу. Она нехотя кивнула и сказала, что ей пора.

Визит к Адаму Дорси-Джонсу сложился немного иначе. На этот раз Рози направилась к югу от реки, в Стокуэлл, к длинному ряду перестроенных георгианских домов. Тут уже не было открыток с белой камелией, однако открывший Рози дверь мужчина в джинсах и зеленом шерстяном свитере точно так же воспринял ее уверения, будто королева не имеет к ее приходу ни малейшего отношения.

— Разумеется, не имеет, — сказал он. — Вы сами решили приехать, по доброте душевной.

— Можно сказать и так.

— Что ж, спасибо вам большое, помощница личного секретаря, которую я вижу впервые.

— Пожалуйста.

— Вы очень щедры.

Рози подавила улыбку.

Он поставил корзинку на журнальный столик в ломившейся от предметов искусства гостиной и сказал:

— Вы же не думаете, что, раз мой парень бывал в Санкт-Петербурге, значит, я русский шпион?

— Об этом не мне судить, — спокойно ответила Рози.

— И все же… вы привезли корзину.

— Это… от канцелярии.

Тут он усадил ее и рассказал, как два года под его руководством оцифровывали архивы. С воодушевлением вспомнил, как нашел давно утраченные документы короля Георга II, как засиживался до ночи, чтобы успеть в отведенные сроки, как две недели назад пропустил вечеринку по случаю дня рождения своего парня, потому что уехал в Виндзор за сведениями, необходимыми, чтобы завершить работу и отчитаться перед высокопоставленными гостями.

— И мне даже не сказали, в чем меня подозревают, — сокрушался он. — Но по вопросам я догадался, что меня считают агентом не то КГБ, не то ФСБ. Они, похоже, думают, что тот, кто любит русскую литературу, обожает и российское правительство. А ведь я писал диссертацию по Солженицыну. Если хотите знать, через какие мытарства проходили люди, прочитайте “Раковый корпус”. Галерея Джейми специализируется на русской живописи начала двадцатого века, когда Россия задавала тон в абстрактной живописи и авангарде. Революционеры все это ненавидели. Они казнили или выслали из страны практически всех художников, а тем, кто остался, не давали житья. И как после такого любить российское государство? Впрочем, кто знает.

— Все образуется, — заверила Рози, хотя и знала, что не имеет права его обнадеживать. Через двадцать лет, подумала она, историки упомянут обо мне разве что вскользь: наивная статисточка из дворца, которая пожалела шпиона. Но она видела, как ему обидно, что его столь бесцеремонно выгнали, и засомневалась: так ли уж он опасен? — Мне очень жаль, — добавила она.

Адам взглянул на Рози.

— Я верю, что вам правда жаль.

По пути домой, в мертвой пробке на Кромвель-роуд она слушала “Радио 4”. В дневных новостях рассказывали о новых впечатлениях герцога и герцогини Кембриджских об Индии. Рози не верилось, что через пару недель она встретится с ними в замке и, возможно, узнает обо всем из первых уст.

Также в новостях передали, что от передозировки кокаина скончались два аналитика из Сити. Журналистка взволнованно сообщила: “Похоже, клубный наркотик, которым балуются в Сити, превратился в серьезную угрозу. Получается, наркоманы из среднего класса спонсируют торговлю смертельным товаром, от которого массово гибнут жители Южной Америки”.

Дальше Рози не слушала. Журналистка назвала имена жертв: некий Хавьер, тридцати семи лет, сотрудник “Ситибанка”, и двадцатисемилетняя Рейчел Стайлз из небольшой инвестиционной компании “Золотое будущее”.

Имя Рейчел Стайлз и название “Золотое будущее” были знакомы Рози: она видела их в списках гостей, которые ночевали в замке после приема. Тех самых списках, которые дворцовый эконом составил для полиции и которые запросила королева. Рози сразу запомнила это название: очень уж многообещающее.

И вот двадцатисемилетней девушки не стало.