Шрифт:
Закладка:
С а л и х о в. И выпить, и обняться.
Обнимаются.
Спасибо, друг!
Пьют.
Не могу прийти в себя. И как это он? Ведь если отца высекут, то и у сына зачешется. Неужели он не сообразил — раз Салихов Назар лишится своих благ, то и Салихову Батыру худо будет? Дурак он, что ли?
К л ы ч е в. Философ!
С а л и х о в. Интересно все же, что он там написал?
К л ы ч е в. Если тебе охота увидеть эту галиматью, пошарь в его столе, наверняка осталась копия.
С а л и х о в. Поищу! (Идет к дверям, возвращается.) Нет, ты только подумай! Меня, который собственноручно уничтожил капитализм, он объявляет пережитком капитализма. Где же здесь логика, спрашиваю я тебя?
К л ы ч е в. Ну! Была бы логика, я бы не редактировал.
Салихов уходит. Входит Б а т ы р.
Б а т ы р. Здравствуйте, Гелды-ага!
Клычев недружелюбно бурчит.
Вы не в духе?
Клычев снова ворчит. Батыр наливает ему коньяку.
Выпейте и сразу будете в духе.
К л ы ч е в. Я-то буду в духе, а из тебя его сейчас вышибут.
Быстро входит С а л и х о в.
С а л и х о в (читая на ходу рукопись, Батыру). Ага! Ты уже вернулся?
Б а т ы р. Вернулся, отец.
С а л и х о в. Я не отец, а пережиток капитализма. (Потрясая рукописью.) Что это значит? Я тебя спрашиваю.
Б а т ы р. Зачем ты трогал мои бумаги, отец?
С а л и х о в. Я с твоими бумагами вот что могу сделать. (Комкает статью, бросает на пол, топчет.) Вот так, вот так, вот так! И с тобой самим могу так поступить. Предатель! Выставил мое имя, имя Салихова, на всеобщее посмешище!
Б а т ы р. Там даже и не упоминается твое имя, отец. Просто приведены примеры. Почему ты решил, что их припишут только тебе?
С а л и х о в. Он еще спрашивает, почему? А кто «в рабочее время охотится на птичек, когда все честные люди занимаются полезным делом»? Кто «гоняет без толку казенную машину, когда она позарез нужна в учреждении»? Кто «гноит десятки тонн стройматериалов, когда в городе, встающем из пепла, каждый килограмм цемента на вес золота»? Да каждый дурак скажет — это Салихов, не кто другой, как Салихов!
Б а т ы р. Отец, ты сам сейчас признаешь…
С а л и х о в. Ничего не признаю! Не увидишь ты своей статьи в газете, как ушей своих!
Б а т ы р (в недоумении). Не увижу? Как? Товарищ Клычев?
К л ы ч е в (Салихову). Сядь, успокойся!.. (Батыру.) И ты сядь!.. (Рассаживает их.) Неужели нельзя спокойно обсудить?.. (Батыру.) Увидишь ты свою статью в газете, но, конечно, в том виде, в каком сочтет целесообразным поместить редакция. Понял?
Б а т ы р. Понял! Понял все!
К л ы ч е в. Авторитет Назара Салихова — это тебе, молодой человек, не глина, из которой ты можешь лепить, что тебе взбредет. Если бы ты глубже заглянул…
Б а т ы р. Я уж заглянул… когда управляющий Салихов и редактор Сахатов здесь обнимались.
С а л и х о в. Замолчи сейчас же!
К л ы ч е в (Салихову). И ты помолчи!.. А теперь слушайте оба! Худой мир лучше доброй ссоры. В вашем доме гость, большой человек. Если вы не хотите покрыть ваш дом, весь ваш род несмываемым позором, возьмите себя в руки, как подобает мужчинам, и будьте добрыми хозяевами.
Б а т ы р. Я вообще могу уйти.
С а л и х о в. Никуда ты не уйдешь!
К л ы ч е в. Как это ты можешь уйти, когда в твою честь ужин и ради тебя обеспокоилась такая почтенная особа? Веди себя учтиво, скромно, не дерзи! С коротким языком — жизнь длиннее.
Б а т ы р. Я звука не пророню…
К л ы ч е в. Ты, Назар, снизойди к сыну, сам видишь, он еще дитя. Ни словом, ни взглядом не омрачи праздника. Ну, вы тут поговорите, а я пойду позову остальных. Пора за стол! С утра маковой росинки во рту не было! (Уходит.)
Салихов и Батыр сидят напротив друг друга, взгляды их то встречаются, то расходятся — немая сцена. Возвращается К л ы ч е в с О г у л б и к е, Д ж е р е н и Б а г т ы.
К л ы ч е в (Салихову). Иди зови гостя! Столько времени гулять по саду и не закусить — чистое безумие!
С а л и х о в. Бот он сам… (Идет навстречу входящему Сахатову.)
С а х а т о в. Ого! Все уже в сборе. (К Батыру.) Герой дня? (Здоровается с ним.) Хочу, чтоб наше личное знакомство было столь же приятно, как и заочное. (Смеется. Глядит на Джерен.) Эта красавица?…
О г у л б и к е. Гостья Батыра и его…
Б а т ы р. Мама!..
С а х а т о в. Мама, в самом деле! Зачем рассказывать то, о чем все догадываются. (Смеется, смотрит на Багты.) Дочь? Судя по ее застенчивому виду, должно быть, разбойница.
К л ы ч е в. От вас ничего не укроется, товарищ Сахатов.
С а х а т о в. Ничего. Даже то, например, о чем вы сейчас думаете: когда же наконец гость от слов перейдет к делу? (Указывает на стол.)
Смех. Все усаживаются.
С а л и х о в. Огулбике, неси плов!
Огулбике уходит.
Гелды, ты тамада. Мужчинам — коньяк, женщинам — вино, моей дочери — лимонад, Хайытову — боржом.
С а х а т о в. Почему Хайытову воду? Охраняете его здоровье?
С а л и х о в. Нет, здоровье тех, кого он будет сегодня развозить по домам. Гелды, скажи-ка речь в честь нашего гостя, и пусть каждое твое слово будет как хороший глоток вина.
С а х а т о в. Лучшее слово — краткое, а лучший глоток — долгий.
Х а й ы т о в. Ур-ра!..
С а х а т о в (указывая на Хайытова). Вот и вся речь и больше не надо.
Клычев хочет что-то сказать.
Нет, нет! А еще ходатайствую перед тамадой — выдать Хайытову вина.
К л ы ч е в. Ходатайство удовлетворено. Хайытов, наливай себе!
Все пьют.
Х а й ы т о в (снова наливает себе). За здоровье тех, кого я сегодня повезу. (Пьет.)
О г у л б и к е несет плов.
С а х а т о в. Где появляется плов, там все прочие блюда отступают с позором. (Запевает.)
Воздадим хвалу мы плову,
Плов всем блюдам — голова.
Тост! (Глядя на Огулбике.) Прошу поднять бокалы за волшебные руки, которые приготовили это прекрасное блюдо! Хайытов, вот сейчас уместно закричать «ура».
Х а й ы т о в. Ур-ра!..
Все смеются.
О г у л б и к е. Спасибо всем! Если что не так — не взыщите.
Все пьют.
К л ы ч е в. Песня была, а вот танцев не было.
Х а й ы т о в. Я хочу! (Вскакивает.)
К л ы ч е в. Сядь! (Смотрит на Джерен.) Пусть станцует та, которая предназначена для этого самой природой.
Б а г т ы (кидается к Джерен). Джерен-джан!
В с е. «Пиала»! «Пиала»!
Сахатов подходит к Джерен и протягивает ей пиалу. Багты садится за рояль. Джерен танцует танец «Пиала», все хлопают в такт, аплодисменты.
С а х а т о в. Спасибо, Джерен! Я видел много красивых движений — движение песков в пустыне, волн на море, движение распускающегося лепестка, полет птицы, но самые красивые движения — это движения девушки. Желаю вам,
