этом так же кратко, но при этом рассказывает, почему Марк записал этот отрывок: потому что это было важно и необходимо для того, чтобы исполнилось Писание, пророчествовавшее об этом распределении одежды. Наконец, четвертый, поскольку в псалме одно и то же обозначено двумя параллельными выражениями, принимает это обозначение всерьез и, как впервые отметил Штраус, формирует на его основе свой новый рассказ. Ибо если в псалме сказано: разделили одежды Мои между собою, и об одежде Моей бросили жребий, то четвертый знает, как сказать, что воины, которых стало сразу четверо, разделили одежды Иисуса на четыре части и распределили их между собою, но над юбкой, поскольку она была соткана как единое целое и они не хотели ее распускать, как если бы разорвали другие одежды, чего не осмелился сказать даже четвертый! — чтобы исполнилось Писание, как добавляет четвертый, наставленный Матфеем.

4. Иисус на кресте.

Марку остается только рассказать об издевательствах, которым подвергся Иисус на кресте.

Доска с надписью: «Царь Иудейский!» — это издевательство, продолжение того, что Пилат уже позволил себе раньше.

По обе стороны от Него распяты два разбойника, что ставит Его в один ряд с отверженными.

Прохожие насмехались над ним, кивали головами и говорили: ага, тот, кто хотел разрушить храм и воздвигнуть его в три дня! спаси себя и сойди с креста!

Первосвященники также снисходительно относятся к этой насмешке и добавляют к ней чудесную сторону дела, говоря: «Кто спасал других, тот не может спастись сам.

Даже те, кто распят с Ним, насмехаются над Ним.

В шестом часу было затмение солнца над всем концом, и продолжалось оно до девятого часа. Тогда, в девятом часу, Иисус заговорил словами псалма: Боже мой, Боже мой, для чего Ты оставил меня? Этот возглас: «Элои! Элои! дал повод некоторым задуматься о связи Мессии с Илией и насмехаться над ней: он зовет Илию! И даже тот, кто подал ему губку с уксусом, сказал: посмотрим, придет ли Илия, чтобы снять его с креста! Матфей C. 27, 37-49 рассказывает ту же историю, по сути, и дословно, небольшое изменение, — что он не оставляет первосвященников одних, а весь корпус первосвященников с книжниками и старейшинами стоит возле креста и издевается над Иисусом, — не стоит упоминания.

Однако Луке пришлось изменить это, поскольку он опустил слова свидетелей о том, что Иисус говорил о храме, и приберег их для рассказа Стефана. Поэтому он не мог сначала вложить одну насмешку в уста всего народа, а затем другую — в уста первосвященников; он должен был упростить или, если он не мог сделать это разумно, запутать. Он сделал и то, и другое! Он упростил: народ стоял и смотрел, а правители в это время насмехались над Иисусом и говорили то, что в Писании Марка говорят только первосвященники: «Он спас других; пусть спасется сам, если он — месстас, избранник Божий». Но поскольку Лука не хочет и не может удержаться от этого в своей рабской зависимости от Марка, то из этого следует, что за первой насмешкой сразу же последовала другая — насмешка над воинами, подавшими ему уксус, — конечно, не насмешка над возгласом «Элои! Элои!», а вариация издевательства над начальством, о котором уже говорил Марк и о котором только что сказал сам Лука: «Если ты царь Иудейский, то угощайся», и только теперь, после этих слов — то есть слишком поздно и в неподходящем месте — Луке показалось надутым привести надпись на табличке, прибитой к кресту.

Затем следует новое издевательство! Только один из этих двух преступников насмехался над Иисусом, но как? — словами, которые Лука описывает в письме Марка как насмешку первосвященников: если ты Мессия, то спаси себя — конечно! — и нас! Так оценивает эпизод Лука. Другой преступник упрекает своего товарища, просит Иисуса помянуть его, когда он придет в своей царской власти, и Иисус отвечает: сегодня ты будешь со мной в раю.

Ремарка о затмении солнца, которая следует далее, помещена Лукой очень косо, так как он вынужден был опустить то, что дает ей поддержку в сочинении Марка. Он не сообщает нам продолжительность трех часов, потому что выше уже сообщал о том, что произошло в девятом часу, когда кто-то издевательски напоил Господа, не объясняя, что это за издевательство. Стремясь заполнить пробел — но только пространственный пробел, — он говорит, согласно примечанию, что «от шестого до девятого часа сделалась тьма, и солнце померкло, и завеса в храме разодралась», как будто затмение солнца последовало только за этой тьмой и как будто разрыв завесы в храме произошел не только после смерти Иисуса. Лука все перепутал, потому что слишком рано поместил заметку о том, как Иисусу передали уксус, и хотел сообщить нам какую-то новость после этого.

Оригинальное сообщение получилось именно таким: Марк сам говорит, зачем нужны были два преступника на стороне Иисуса, чтобы исполнилось Писание, в котором сказано: «Он был причислен к преступникам», Ис. 53, 12. Насмешки вообще были необходимы, потому что праведник из Ветхого Завета говорит: «Я — посмешище для людей, все, видящие меня, насмехаются надо мною и качают головами своими». Наконец, Матфей также цитирует из этого псалма ст. 9, как народ насмехался над Мессией: «Он уповал на Бога, Который теперь, когда Ему нужно, спасает Его из беды!»

Из этих насмешек Четвертый повествует только о том, что по бокам Иисуса были распяты два преступника, и о том, что Пилат прикрепил к кресту табличку с надписью, еврейской, греческой, латинской, как Лука узнал позднее от Марка, а от него — Четвертый: «Иисус Назарянин, Царь Иудейский». Его эпизоды, как уже отмечалось выше, заняли у евангелиста слишком много места и времени. Сразу после разоблачения несшитой юбки он даже добавляет новый эпизод, рядом с которым насмешка уже не может стоять, не говоря уже о том, что занимаемое им место, по мнению евангелиста, должно быть получено за счет других особенностей, о которых сообщает Марк. А именно, замечание о женщинах, которые наблюдали «издали», так что это вполне уместно и разумно, а потом еще и заметили, где Иосиф положил тело, — замечание, которое Марк добавляет только после смерти Иисуса, Четвертый вплел в свой рассказ раньше, по той простой причине, что там, где он его вставляет, Иисус, как говорится, еще жив и говорит. Женщины, а вместе с ними и любимый ученик, внезапно оказываются рядом с подножием креста, чтобы Иисус мог поручить ученику