Для графини это было сюрпризом. Ей никто не счел нужным это сказать. В ее прежнем состоянии духа такой удар был бы просто непереносим, но сейчас она приняла это известие просто и даже радостно, как самую естественную вещь.

Графиня не знала, что объявленное сейчас ее мужем обручение было не меньшим сюрпризом и для Лизы, и для Джеймса. А когда лорд Бенедикт подошел к Лизе поздравить ее, он надел ей на палец чудесный перстень с изумрудом, сказав, что она может передать его только тому, кого больше всех на свете любит, и что, по обычаю его страны, жених и невеста обмениваются самыми дорогими сокровищами. Он смутил этим не только Лизу, но и капитана, не подготовившегося к этому случаю.

– Что же, друг Джеймс, вы так смущены? Ведь в вашем кармане лежит тот медальон, что вам дал для вашей будущей жены Ананда. Почему же это сокровище не отдать Лизе сейчас?

– Я получил его, чтобы вручить после свадьбы. – Я беру на себя эту подробность, – улыбнулся Флорентиец. – Трудно сказать, когда совершается истинный брак.

Лиза поднесла к губам только что подаренный ей перстень и, глядя на Флорентийца, сказала:

– Скрипку свою я посвятила Будде. Жизнь свою я посвящаю вам, лорд Бенедикт, а все труды, любовь, душу, мысли и сердце я сливаю с Джеймсом, чтобы вместе с ним идти за вами.

Она надела жениху кольцо, он подал ей медальон Ананды, увидев который Лиза невольно вскрикнула от восхищения.

Завтрак подошел к концу. Еще раз сказав графу и графине несколько слов, лорд Бенедикт и его семья условились о встрече в доме лорда Бенедикта в ближайшие дни и отправились домой, где их радостно встретили остальные домочадцы.

Глава XV

Дженни и ее жених. Свадьба Дженни

Уже несколько недель у Дженни голова шла кругом от массы противоречивых чувств и мыслей, которыми она жила, а также новых людей, с кем ей пришлось познакомиться. Сказать, что она, подобно матери, поверила в победу над лордом Бенедиктом, Дженни никак не могла. Вспоминая письма, полученные ею от Флорентийца, и думая, что ведь он был другом ее отца, что он также друг и опекун Алисы, Дженни чувствовала, как сжимается ее сердце, и сожалела о своих неразумных поступках. Она тосковала. Но попадая в поток злобных эманаций своей матери, она уже не могла заглушить зависти и унижения, которые грызли ее при воспоминаниях об Алисе и Наль, о Николае и Тендле.

Новые друзья матери, присланные из Константинополя ее давним поклонником, показались Дженни очень приятными и воспитанными. Они сразу сделались бурными поклонниками ее красоты и соперничали друг с другом в ухаживании за нею. Они так окружили ее заботами, так баловали ее, удовлетворяя ее капризы и делая богатые подношения; так заботились о ее туалетах и возили в самые модные и шумные места, что у Дженни положительно не хватало времени толком в чем-либо разобраться. К вечеру она так уставала от развлечений, что валилась с ног и засыпала, едва успев донести голову до подушки.

Как-то само собой, точно помимо воли и разумения Дженни, она стала считаться невестой одного из этих молодых людей. Второй же, и прежде нередко интересовавшийся Алисой, теперь все настойчивее спрашивал Дженни о сестре.

Почему ни в одном из самых модных и шикарных мест не видно Алисы? Почему Дженни не вызовет сестру к себе на свидание? Разве Дженни не любит Алису?

Привыкнув царить среди своих адъютантов, Дженни не имела ни малейшего желания впускать Алису в маленький, влюбленный, как она полагала, в нее до безумия кружок. И вместе с тем не знала, что и как отвечать, всячески стараясь, чтобы поклонники вообще не увидели Алису. В этой суете Дженни пыталась забыть о судебной конторе, решив, что это еще не скоро будет. И вдруг, как снег на голову, ей и матери вручили повестки с вызовом в это отвратительное заведение через два дня. Сияющая пасторша, помахивая своей повесткой, вошла к Дженни, едва та проснулась, и своей обычной итальянской скороговоркой затрещала:

– Сейчас я получила письмо. Еще два друга из Константинополя приехали.

Сегодня вечером они будут у нас. Пожалуйста, постарайся быть прелестной. Это очень и очень богатые люди и, как говорит твой жених, чрезвычайно влиятельные. Им ничто и никто не страшен. Теперь-то попляшет у нас лорд Бенедикт! Вот тебе твоя повестка. Послезавтра слушание дела о завещании.

Развенчаем подложную Цецилию. Ври в своем завещании, что хочешь, а сходство фамильное подавай. Это единственное неопровержимое доказательство. А пастора-то нет, с кем же сверять сходство, – хохотала пасторша.

– Не понимаю, мама, почему вы так носитесь с этим сходством? Ведь если на нем основываться, то меня и Алису никак сестрами признать невозможно, – ответила Дженни, не желая вдаваться в вопрос по существу и ища возможности обдумать, как себя держать, что предпринять, с кем посоветоваться.

– Сходство вовсе не одна я выдумала, милая моя. А наши друзья тоже уверяют, что фамильное сходство очень важный аргумент. Кстати, ты ведь понимаешь, что друг твоего будущего мужа рассчитывает жениться на Алисе. Мы с ним это уже обдумали. Так как лорд-великан не отпускает девчонку ни на шаг, а молодому человеку, естественно, хочется поскорее увидеть свою невесту, то я решила поехать с ним сегодня сама и передать Алисе письмо.

Быть может, нам же и удастся привезти ее домой.

– Мама, неужели вы забыли, как мы с вами к полу приклеиваемся, стоит лорду Бенедикту только посмотреть? Оставьте лучше свои затеи до судебного разбирательства. Ваши друзья не знают силы лорда Бенедикта.

Что-то исказило лицо пасторши, которая начала было поносить лорда Бенедикта. С легким стоном она опустилась на стул.

– Опять боль в позвоночнике, Дженни, – плаксивым тоном пожаловалась пасторша. – Уже раз я пролежала два дня со своей спиной. Кажется, у меня рецидив.

– Потому что вы все злитесь и поднимаете в доме суматоху, от которой у меня голова кружится. Пожалуйста, ложитесь. Сами говорите, что вечером приедут ваши друзья. Благодарю покорно, провести вечер одной в компании четырех чужих мужчин, – раздражилась Дженни.

– Какие же чужие, Дженни? Ведь один из них скоро будет тебе мужем, другой зятем, а остальные – их ближайшие друзья, даже родственники.

– Родственники или нет – это вам неизвестно. А что еще никто мне мужем не стал, станет ли кто-то зятем – тоже неизвестно, – с ненавистью произнесла Дженни.

– Что только с тобою делается, Дженни? Я тебя совсем не узнаю и перестаю понимать. Если вести себя с человеком так, как ты ведешь себя, столько от него принимать, вплоть до самых интимных