Не на парковку. Он оказался среди руин

сада. Остатки роз всех сортов надменно застыли на своих стеблях.

Сухие стрелки зимнего фенхеля пощелкивали

на холодном ветру и наклонялись низко к земле, роняя перистые золотые частички.

Что это за запах?

думал Герион, а потом он увидел Анкаша. В глубине сада, на скамейке,

вросшей в большую сосну. Он сидел

неподвижно, положив подбородок на колени и обхватив колени руками. И не отрываясь смотрел

на Гериона, тот прошел через сад,

немного поколебался и сел на землю перед скамейкой. ’Dia, сказал Герион.

Анкаш молча смотрел на него.

Ты как будто совсем не спал, сказал Герион.

…………

Холодновато тут тебе не холодно вот так сидеть?

…………

Может пойдем позавтракаем.

…………

Или просто дойдем до центра ты наверняка хочешь кофе

…………

Герион какое-то время разглядывал землю перед собой. Нарисовал пальцем

маленькую диаграмму.

Поднял голову. Они с Анкашем встретились глазами, одновременно встали, и Анкаш

со всей силы ударил Гериона

ладонью по лицу. Герион отшатнулся назад, и Анкаш ударил его снова,

другой рукой,

Герион упал на колени. Амбидекстер! восхищенно подумал он,

с трудом поднимаясь на ноги и мотаясь

из стороны в сторону. Он ударил бы по сосне и сломал бы руку,

если бы Анкаш его не схватил.

Они покачнулись и встали ровно. Анкаш расплел свои руки и отступил назад.

Полой рубашки

он вытер сопли и кровь с лица Гериона. Садись, сказал он, усаживая Гериона на скамейку.

Откинь голову назад.

Герион сел и оперся головой о ствол дерева.

Не глотай, сказал Анкаш.

Герион посмотрел сквозь ветви сосны вверх, на Венеру. Всё равно, думал он, хочется

кого-нибудь ударить.

Ну и, сказал Анкаш, промакивая ярко-фиолетовую отметину на правой скуле Гериона.

Герион подождал.

Ты любишь его? Герион подумал. Во снах да. Во снах?

О старых временах.

Когда ты только узнал его? Да, когда я – знал его.

А сейчас?

Да – нет – я не знаю. Герион прижал ладони к лицу, потом уронил их.

Нет теперь ничего не осталось.

Прошло довольно много времени, прежде чем Анкаш сказал, Ну и.

Герион подождал.

Ну и каково это – Анкаш остановился. Начал снова. Ну и каково это трахаться с ним теперь?

Унизительно, без паузы

ответил Герион и увидел, как Анкаш отпрянул.

Прости я не должен был так говорить,

сказал Герион, но Анкаш уже шел через сад. У двери он обернулся.

Герион?

Да.

Сделай для меня одну вещь.

Говори, какую.

Хочу увидеть твои крылья в действии.

Тишина упала на высокие золотые головы фенхеля между ними.

В эту тишину ворвался Геракл.

Conchitas! крикнул он, выходя из отеля. Buen’ dia! Потом увидел лицо Анкаша,

посмотрел на Гериона и помедлил.

А, сказал он. Герион нащупывал что-то на дне огромного кармана пальто. Анкаш оттолкнул

Геракла и прошел мимо. Исчез в отеле.

Геракл посмотрел на Гериона. Время для вулкана? сказал он. На фотографии лицо

у Геракла белое. Это лицо

старика. На этой фотографии будущее, подумал Герион несколько месяцев спустя,

стоя в комнате для проявки,

глядя в ванночку с кислотой и наблюдая, как из костей на ощупь выбирается сходство.

XLVI. Фотографии: № 1748

Этой фотографии он не делал, никто здесь ее не делал.

Герион стоит в пальто рядом с кроватью и смотрит, как Анкаш с трудом просыпается.

У Гериона в руке диктофон.

Когда он видит, что глаза Анкаша открылись, он говорит: На сколько у него хватает батареек?

Где-то часа на три, сонно отвечает Анкаш

с подушки. А что? Что ты задумал? И вообще сколько времени?

Где-то полпятого, говорит Герион, спи.

Анкаш что-то бурчит и соскальзывает обратно, укрываясь сном. Хочу чтобы у тебя осталось

что-то на память обо мне,

шепчет Герион, закрывая за собой дверь. Он не летал уже много лет, но почему не

стать

черным пятнышком, пробирающимся к кратеру Иччантикас на ледяных возможностях,

почему не развернуть

бесчеловечные Анды под личным углом и не отступить, когда они завертятся – если завертятся,

а если нет, получить в награду

порывы ветра как деревянные пощечины и горькое красное биение крыла –

он нажимает на «запись».

Это для Анкаша, кричит он удаляющейся земле. Это память о нашей

красоте. Вглядываясь

в земное сердце Иччантикас, который выбрасывает все свои фотоны из древнего глаза, он

улыбается

в объектив: «Но и они хранят секрет».

XLVII. Вспышки, в которых человек обретает себя

Мука висит в воздухе и оседает у них на руках, на глазах, на волосах.

Один мужчина укладывает тесто,

двое других отправляют его на лопатах с длинными ручками в полное пламени

квадратное отверстие в дальней стене.

Геракл, Анкаш и Герион остановились перед пекарней, чтобы посмотреть

на огненную дыру.

Весь день они ссорились, а теперь вышли пройтись по темным улочкам Джуку.

Беззвездная, безветренная полночь.

Сверлящий холод от древних камней под ногами. Герион идет позади.

Его рот то и дело обжигают

струйки кислоты из-за двух тамале, съеденных впопыхах несколько часов назад.

Они идут вдоль частокола.

Вниз по переулку, за угол, и вот он. Вулкан в стене.

Вы видите? спрашивает Анкаш.

Красота, выдыхает Геракл. Он смотрит на мужчин.

Я об огне, говорит Анкаш.

Геракл широко улыбается в темноте. Анкаш смотрит на пламя.

Мы удивительные существа,

думает Герион. Мы соседи огня.

И вот время несется на них,

а они стоят рядом, их руки касаются, на лицах бессмертие,

за спиной ночь.

Интервью

(СТЕСИХОР)

И: Один критик пишет о своего рода драме умолчания в ваших произведениях каком-то особом интересе к тому чтобы выяснить что или как ведут себя люди когда