на своем парковочном месте, и у Наташи отлегло от сердца. Явно что-то с телефоном. Они с Найдой наперегонки добежали до нужной квартиры, и Наташа решительно нажала на черную пуговку звонка, утопив ее в белом пластмассовом теле.

Прочное стальное полотно с усиленной конструкцией короба и взломостойким замком равнодушно смотрело на стоящих перед ней женщину с собакой. Из-за него не доносилось ни звука. Собака суетилась, яростно нюхала дверной косяк, поскуливала.

Где-то в подложечной области появилось смутное ощущение пустоты. Кречетова несколько секунд поразмышляла, а потом достала ключ и нерешительно открыла дверь. Она не была уверена, что поступает правильно, — вдруг Аня не одна. Поэтому стала звать подругу еще с порога. Прислушалась. Из спальни доносился очень тихий, пульсирующий свист. Некстати вспомнилась «Пестрая лента» Конан Дойля, именно таким звуком доктор Гримсби Ройлотт вызывал голодную гадюку.

Тревога усиливалась с каждой секундой, пока наконец не стала осязаемой. Наташа несколько раз глубоко вздохнула и вошла в спальню.

На прикроватной тумбочке стояла бутылка с остатками виски, тут же находились колюще-режущие предметы и газовый баллончик. И среди всего этого антуража лежала Анна. Кречетова испуганно прижала руки к груди, вытянула голову и прислушалась, дышит ли. Веселовская дышала и даже посвистывала носом. Вот тебе и Гримсби Ройлотт!

Наташа осторожно потрясла ее за плечо. Найда приняла это за игру, вскочила на кровать и стала скрести подругу хозяйки лапами. Та застонала и села на постели.

— Фу, слава богу. Ну ты, мать, даешь. Я уж подумала, что ты умерла. Давай рассказывай, почему надралась. С Витькой пила? — тормошила подругу Наташа.

Веселовская с трудом покачала головой.

— А с кем? С Андреем, Лешкой? С кем?

— Одна, — проскрипела Анна и рухнула назад на кровать.

Наташа оторопела:

— Ты что, подружка, что случилось?

Аня застонала. Кречетова принесла ей воды, дождалась, пока та попьет, стянула Найду с постели и стала слушать рассказ подруги.

— Ты что, не могла нам позвонить? Мы бы с Сережкой подъехали и заодно посмотрели бы, кто трезвонил тебе в дверь. Ты со своей деликатностью…

— Да не в деликатности дело, — Аня кряхтя встала с постели и поплелась в душ, — просто поздно было, вы могли спать.

— А это не деликатность! — расстроенно махнула рукой Наташа и отправилась на кухню.

Они выехали из дома не раньше чем через час, только после того, как Анна полностью привела себя в порядок.

Наташа бубнила всю дорогу:

— Вот ведь все равно в баню едем, какого же тебе нужно было голову мыть, прическу сооружать, краситься. Навертела бы себе на башку платок по типу чалмы, и все, а ты…

— Ты же знаешь, я не могу по-другому, просто не могу. Тем более что мы вроде как журналисты, должны соответствовать, — оправдывалась Аня, морщась от головной боли.

— Ой, можно подумать… Витьку надеешься увидеть…

Собака сидела на заднем сиденье, суетилась, пыталась положить морду на плечо хозяйки, лизала в лицо то Наталью, то Анну.

Стало подмораживать, легкий снежок присыпал тонкий неуверенный лед, делая дорогу невозможно скользкой. Наташа сбросила скорость и включила навигатор. Ехать оставалось совсем немного, и подруги попытались сосредоточиться на предстоящем разговоре.

Алла Ивановна Иванова, директор детского дома для детей-инвалидов, оказалась улыбчивой полноватой женщиной с высоким французским пучком на голове. Само здание снаружи выглядело очень непрезентабельно, но внутри оказалось на удивление чистеньким, уютным и каким-то домашним.

Алла Ивановна провела их в свой кабинет.

— Я извиняюсь за такой беспорядок. Хотя надо говорить не «извиняюсь», а «прошу прощения». Всегда об этом забываю, только вы в своей статье об этом не пишите. А то скажут, что директор дома «Надежда» — неграмотная баба.

Иванова мечтательно закатила глаза и без перехода продолжила:

— У меня такой кабинет был шикарный, большой, почти двенадцать метров. Но нам просто срочно понадобилось обустроить зал, чтобы поставить там чудный тренажер для детей с ДЦП. А помещений свободных не хватает. Вот мы и оборудовали зал реабилитации в моем кабинете. А я переехала в кладовку, а кладовку мы перенесли под лестницу. Потому и не успели мой новый уголок привести в порядок. Так что давайте лучше пройдем в комнату воспитателей.

За время беседы с Ивановой подруги узнали массу информации о воспитанниках приюта, об их успехах и проблемах.

— А как вам удается и ремонт делать, и тренажеры покупать? Хорошее финансирование? — наконец удалось вставить свой вопрос Наташе.

— Да и на финансирование не жалуемся, и спонсоров хватает. Но для нас главное — найти этим деткам семьи. Чтобы они не чувствовали себя обездоленными. Вот с Тимуром Кизяковым связалась, ведущим «Когда все дома». Какие же они с женой чудные люди, и такое благородное дело делают! Она наших воспитанников будет в программе показывать, и сразу телефонные звонки посыпятся.

Наташа только подивилась оптимизму человека, работающего в таком непростом заведении.

— А вот госпожа Лихолетова…

Наташа не успела закончить предложение, как Алла Ивановна прижала руки к груди и восторженно закатила глаза.

— Клавдия Феоктистовна — святой человек. Она так нас патронирует, столько денег нам переводит.

Веселовская сделала стойку:

— Свои деньги переводит?

— Представьте себе. Она вообще чудный человечек, и Славочку опекает, мы даже говорили с ней о том, чтобы его усыновить. Ну, в смысле, не мы, а она, Клавдия Феоктистовна.

Из кипы папок, лежащих на столе, Иванова выхватила одну и потрясла у подруг перед глазами.

— Я не могу показать вам эти документы, но поверьте мне, эта женщина заслуживает самого большого восхищения, — с торжеством сказала Алла Ивановна, будто восхищение заслуживала она сама.

— А кто такой Славочка? — как бы между прочим спросила Аня.

Иванова засуетилась, ее глаза забегали по сторонам.

— Ой, да у нас тут и Славочки, и Пашечки, и Санечки, и Ванечки. Такие ребятки замечательные. Если хотите, мы можем пойти с ними поболтать, — она бросила папку на стол и поднялась со стула.

Подруги многозначительно переглянулись. Наталья подхватила директора приюта под локоток и повела к выходу. Веселовская замешкалась.

Иванова подводила Наталью к комнатам, около каждой висела табличка с именами живущих там детей. Затем она рассказывала предысторию о том, как они сюда попали. Чуть приоткрывала дверь, Наташа несколько секунд смотрела в щелочку, и дверь закрывалась. Впечатление от увиденного было тягостным. Оставалось только удивляться директору «Надежды», как у нее получилось не ожесточиться, не привыкнуть к страданиям, а воспринимать каждого ребенка, его боль как свою собственную. Побольше бы таких людей, которые не ноют, не клянут правительство, а работают, делают хорошо свое дело.

— Алла Ивановна, напишите мне, пожалуйста, два письма с просьбой о спонсорской помощи. Я их передам