и я увидела его в профиль, впечатляющий своим будто выточенным, крупным носом. Он обладал, хотя и тяжеловесной, огрубелой, но красотой, отчего и сын его унаследовал ту же самую стать и яркость, в случае Сэта уже поблёкшую. Но меня продолжали отвращать его сальные волосы. Чего он столь неряшлив? И даже душистый аромат от дорогой упаковки не заглушал какого-то тяжкого духа, идущего от этого человека. Я вдруг подумала, что так пахнет кровь. Мысль дикая, но она возникла.

Он остановил машину, доехав лишь до начала нашей улицы. Эля без вопросов выбралась наружу, и я следом. Он протянул ей свёрток с чем-то увесистым, и она не без брезгливости взяла его.

— Отцу передай! — произнёс он глуховатым голосом, — И не советую тебе приближаться к непростым людям, — несмотря на бесцветную монотонность его голоса, я уловила угрозу, обращённую к Эле, или мне так показалось. — Раз уж ты простушка, балуйся с такими же простаками, малышка! — и тут же направил машину в ту же сторону, откуда нас и доставил, к центральным столичным улицам.

— Отцу, — повторила она, удерживая свёрток и брезгливо морща носик.

— Что это? — так же брезгливо спросила я, как будто Эля держала дохлую кошку. Она не пояснила, что это.

— Только не вздумай лезть ко мне с поцелуями благодарности с этой дрянью, что у тебя в руке, — предупредила я, но шутливо. Я была благодарна Эле, что она заметила меня, не побоявшись уже открытого обнаружения того, о чём и говорили все шёпотом, — о её сближении с Сэтом-Моном. А то бы пришлось мне под порывами ветра шлёпать до «Крутого Берега» вдоль улиц, ибо идти короткой дорогой после столкновения с Чапосом не казалось безопасным. Как будто, он так и сидит там, у входа в заброшенный парк, ожидая меня. Чего быть не могло, а устрашало. О наличии денег, чтобы оплатить поездку в общественной машине, я сразу как-то и забыла, вспомнив о них лишь во время разговора с Элей.

Как далеко зашло её сближение с человеком, годящимся ей в отцы и имеющего живую жену и взрослого сына, никто толком не знал. — Почему в машине пахло кровью? — спросила я.

— Ты учуяла? — удивилась Эля. — Сэт же владеет скотобойней. Он как раз развозил отменную вырезку для своих непростых клиентов, для их домов яств, если точнее. Вот и отцу моему передал кусочек убоины. У тебя и нюх, Нэя! — и Эля, опять же с брезгливостью, посмотрела на свёрток в своей руке, не желая убирать его в плетёную сумочку, где лежало её новое платье.

— Может, выбросить? — спросила она у меня, — А то папаша опять заставит меня готовить ему мясные деликатесы, а когда мне? На нет же и спроса нет. Пусть прётся в дом яств, как проголодается.

— Нет, — не согласилась я. — Лучше отдай это мясо тёткам из того дома, где живёт Азира. Они порадуются.

— Думаешь? И правда, пойду к Азире сегодня. Деньги отдам. Она как раз дома. Редкий случай. Пойдём вместе? Она всё время спрашивает: «Почему Нэя не хочет со мной общаться? Мы же так хорошо дружили»…

— Дружили? Если это дружба, то что такое вражда?

— Пожалуй, не отдам я этот кусище мяса никому, — раздумчиво произнесла Эля. — Если Сэт передал отцу, то отец уж точно об этом просил. Будет орать на меня, обзываться гнусными словами, а я, знаешь, стала такая нежная и восприимчивая, совсем как ты.

— Почему же Сэт одаривает твоего отца отборной вырезкой со своей скотобойни? Сэт по виду такой важный и надменный, что и сроду ни с кем не общается в нашем квартале, не то что в доме.

— Почему? — Эля зависла в длительном раздумье, или такового и не было. У неё была такая вот манера, уходить в сторону от неприятных вопросов, замирать и молчать. Мысль о том, что отец Эли о многом догадывается, а Сэт от него всего лишь откупается, показалась мне чудовищной. С одной стороны поруганная дочь, а с другой… оценка её бесчестия куском мяса?

— Что у тебя за отношения с ним? — я никогда не церемонилась с Элей. Так уж с детства сложились наши отношения, что я была как бы за старшую.

— Мы дружим…

— Дружите? Он мало похож на задушевную подругу, знаешь ли…

— Он всего лишь хотел помочь моему отцу разыскать маму, пару раз приходил к нам, мы и разговорились. Потом он стал подвозить меня от Школы Искусств до дома, если встречал случайно. Мы с ним вместе иногда обедаем в доме яств, ведь отец не всегда даёт мне деньги на питание. Сэт спрашивает: «Ты голодная сегодня»? Я всегда отвечаю честно, если знаю, что дома пусто, а отца не дождёшься порой и до утра.

— Почему ко мне стесняешься прийти? Бабушка же тебе велела приходить обедать к нам!

— Мы не нищие, Нэя! У отца на рынке собственные торговые павильоны. Только он не всегда помнит о том, что домашние припасы иссякли. Ведь сам же таскается по домам яств, приходит ночью, тут же валится спать. А утром, ах, ах! Как же я забыл о тебе, доченька! Тогда и тащит съестные припасы с рынка, и мне иногда денежку даёт. Сидит и плачет о маме, так его жалко становится. Он маму любит, Нэя, это же так. «Никто», — говорит, — «не сравниться с ней, с моей сочной ягодкой, с отрадой моей». Следы мамы Сэт пока что не обнаружил, ведь континент огромен, но говорит, что точно она где-то на отдалённых плантациях, раз попалась хупам во время преступного сбора рабсилы по заказу каких-то землевладельцев. Сэт очень умный и даже отзывчивый человек….

— Отзывчивый? Как ты можешь общаться с человеком, убивающим живые существа, пусть они и животные? — спросила я, содрогаясь от усилившегося отвращения. Знай я о том сразу же, ни за что не села бы в эту машину. — И какой же он… грубый. Даже не повернулся ко мне.

— А зачем? — спросила Эля. — Он же отлично знает всех, кто и живёт в нашем доме. К тому же, какая разница, чем человек зарабатывает, если это узаконенное дело? И откуда ты знаешь, что он лично убивает животных? У него же есть рабочий персонал для этого. Зато он меня довёз от самого центра и почти до дома, вместе с тобой…

— Зато он позорит твоё имя достойной девушки! Весь «Крутой Берег» об этом жужжит! Он чужой муж! Почему твой отец не набил ему морду за такое поведение? Даже мой брат избил бы любого, кто посмел бы оскорбить