– Вызывайте полицию, – сказал он Валентине.

Сам он не мог вызвать, у него были заняты руки.

– Не надо, – сказала Валентина. – Отпусти его.

– В самом деле, Эрих, чего ты? – спросила Марина.

Подошел откуда-то и Тахир.

– Ты, в самом деле, хватит, – сказал он. И взялся за рюкзак.

– Не лезь. – Эрих оттолкнул его.

Когда отталкивал, ослабил хватку, мужчина воспользовался этим, вывернулся, одной рукой дернул рюкзак, а другой толкнул Эриха. И попал ему рукой в лицо. Эрих ударил его кулаком тоже в лицо. Тахир напал сзади, обхватил Эриха. Эрих ударил его локтем. Мужчина ударил Эриха под дых. Эрих изо всех сил рванулся, вырвался из рук Тахира, схватил металлическую корзинку, ударил ею Тахира, мужчину, опять Тахира, опять мужчину, они уворачивались, зашли с боков, будто не раз это делали, одновременно напали, вырвали корзинку. Эрих оступился, упал на стеллажи. Вокруг все посыпалось, стало биться, трескаться, шмякаться.

Некоторое время Эрих лежал на полу. Потом встал, оглядел себя и окружающее. И пошел из магазина. Все его сторонились.

Вечером к нему домой приехал Рубен.

– Сдай форму, – сказал он.

– Я постираю, – предложил Эрих.

– Не надо. Больше не работаешь у нас. И нигде. Я всем скажу, тебя нигде не возьмут.

На другой день позвонила Валентина, велела зайти.

– Не бойся, тебя тут не арестуют, – сказала она.

Эрих пришел, Валентина объяснила, что арестовать, если она захочет, могут. За драку и нанесение ущерба. Он сбежал, а она перед мужчиной два часа извинялась. Юрист оказался, чтоб ты знал. Засудить может на раз, но удалось успокоить. Но магазин сам может завести на тебя дело.

– Я сам могу завести на вас дело, – сказал Эрих.

– Да неужели? Это за что же?

– Вы просрочку выбрасываете как не положено. Я читал, если что просрочено, надо складывать в отдельном месте, лучше в холодильнике. Потом акты составляют при участии Роскомнадзора. И вывозят спецтранспортом. На спецсвалки или на переработку.

– Точно, – подтвердила Валентина. – Так все и делаем. И Людмила Викторовна из этого самого комнадзора подтвердит. Она под актом каждую неделю печати и подписи ставит.

– Вы смеетесь, что ли? Я сам своими руками отвожу. И Петр отвозит, – назвал Эрих имя сменщика.

– Серьезно? – изумилась Валентина. – Если это так, то на тебе еще одна статья, Марков. Может, судиться хочешь? И я хочу. Пойдем в суд, пойдем, – говорила Валентина с такой готовностью, будто собиралась прямо сейчас отправиться в суд.

Эрих все понял.

Он и до этого понимал. Говорил про то, как положено, и понимал: не надо этого говорить, толку все равно не будет. Но так часто бывает и у него, и у всех людей: понимают, что не надо говорить, а говорят. Зачем? Никто не знает.

– Ну? Хочешь судиться? За драку и выброс продуктов? – весело глумилась Валентина.

– Не хочу.

– Тогда оплачивай ущерб, ты мне целый стеллаж разгрохал.

Ничего, подумал Эрих, ты мне заплатишь больше. И спросил, сколько. Валентина назвала сумму.

– У меня столько нет, – сказал Эрих.

– А сколько есть?

– Сейчас посмотрю.

Эрих открыл в телефоне страницу онлайн-банка, сначала посмотрел, а потом показал Валентине цифру.

– Вот.

– Ну, хоть столько, – сказала Валентина. – Переведи на телефон, я номер скажу.

Сказала номер, Эрих перевел.

– Ты не подумай, – сказала Валентина. – Я понимаю, отец умер, ты был в состоянии. Но на людей нельзя нападать. И громить все вокруг.

– Больше не буду, – сказал Эрих, зная, что обманывает, и радуясь от этого.

Да, он теперь будет обманывать, как все. Он понял: всё, что он видит – видимость. Раньше ему казалось, что государство хочет порядка, а люди сопротивляются. Теперь ясно – никто не хочет порядка. Ни полиция, ни граждане. Даже президент не хочет порядка. В порядочной стране нужно быть очень порядочным президентом. А если страна непорядочная, то и президентом можно быть непорядочным. Это легче. Или можно быть чуть-чуть порядочнее, чем страна, и ты уже герой. И непорядочнее можно быть, кому какое дело, если все сами непорядочные. Всем выгоден беспорядок, понял Эрих. Мутная вода хороша не только для рыбаков, но и для рыб. Если ты рыба травоядная и мирная, можешь в мути увернуться от хищной. Если рыба хищная, можешь в мути подкрасться к мирной и съесть ее. Все зависит от личных способностей.

Это было похоже на открытие, но еще не само открытие. Открытие было где-то рядом, но никак не открывалось.

Сама жизнь должна подсказать.

И Эрих начал ждать подсказки.

11

И дождался. Поздним вечером он лежал и смотрел телевизор. Переключал каналы. Ему ничего не нравилось. На одном из каналов показывали очень старый мультфильм «Ну, погоди!». Где Волк гоняется за Зайцем. Эта серия была про погоню где-то в селе. В курятнике и на хлебном поле.

И Эрих вспомнил, что ему напомнили отцовские трусы. Такие были у Волка в одной из серий. Отец когда-то захотел показать ему этот старый мультфильм, специально купил кассету, вставил ее в видеомагнитофон, тогда видеомагнитофоны были еще не у всех, ими гордились. Отец усадил рядом с собой Эриха, включил мультфильм. Смеялся и поглядывал на Эриха. Эрих не смеялся. Он не любил делать то, чего от него назойливо ждут. Да и просто было не смешно. Глупый мультфильм, глупая погоня. Хотел бы Волк съесть Зайца, давно бы съел, он нарочно его не догоняет. А отец все поглядывал и поглядывал, а потом спросил не Эриха, а мать: «Слушай, а он нормальный у нас?» – «А чего?» – спросила она. «Не реагирует. Неужели не смешно?» – спросил он Эриха. «Да так», – сказал Эрих.

В той серии, которую показывал отец, Волк был на пляже в трусах с ромашками, вот Эрих и запомнил эти трусы. А потом забыл, а теперь опять вспомнились. У отца были другого оттенка, и были все-таки, кажется, не ромашки, но дело не в этом. Наверно, и отец, и мать хотели любить его, но не умели. Так бывает. То есть только так и бывает. Люди хотят любить, но не умеют. Нет. Наоборот. Люди умеют любить, но не хотят. Люди очень многое умеют. Когда Эриху хотелось погордиться людьми, он смотрел в ютубе ролики о необыкновенных способностях людей. Вот человек едет на велосипеде по канату на огромной высоте. Он же стоит на одной руке на шпиле высоченной башни. Вот мужчина выпивает три больших бутыли воды, а потом выпускает изо рта струю. Вот кто-то