Шрифт:
Закладка:
Целый день просидел Эрих у окна, отлучаясь только в туалет, наскоро делая там свои дела и досадуя, что не получается быстрее. Пожалуй, пора проверить простату. Кажется, струя была раньше полнее и мощнее. Или сказывается нервное состояние? В таком состоянии, Эрих знает, в организме сужаются сосуды. Это вредно. Он постарался успокоиться, начал смотреть по телефону смешные видео. Вот девушка дразнит кошку: она мяукает, и кошка мяукает. Вот покупатель в магазине нашел джинсы с молнией сзади, снимает это и смеется. Вот женщина с возмущением говорит: «Знакомиться со мной лезет, а я ему говорю: э, стопэ, а у тебя антитела есть, нет?» Вот бульдог в солнечных очках развалился в шезлонге. Вот кошка лезет на штору и срывает ее. Вот девушка надевает носки с нарисованными глазами и растянутым в улыбку ртом и смеется. Вот рыбак показывает улов: крупные рыбины, но он говорит, что это мелочь, и показывает рыбу размером с двухлетнего ребенка, у рыбы при этом открываются и закрываются жабры. Вот кто-то снял и показывает мозаику на стене школы: девочка радостно звонит в звонок, на руке, держащей звонок, шесть пальцев, снимающий ехидно это комментирует.
Все сюжеты сопровождаются закадровым смехом или юмористической музыкой. Но Эриху не смешно. Ему жалко кошку, над которой издеваются, жалко женщину, которая знакомится только с теми, у кого есть антитела, хотя она, конечно, по-своему права, но ясно, что очень одинока, потому что одинокие люди очень разборчивы и придумывают много причин, чтобы остаться одинокими, Эрих давно это разгадал. Жалко ему и девушку, которой нечем себя позабавить, кроме носков с глазами, жалко умирающую рыбину, жалко шестипалую девочку, пусть это всего лишь изображение.
Нет в этом ничего смешного, но людей веселят чужие глупости и несчастья.
Наступил вечер. Зажегся на столбе фонарь, осветил мусорку, а стоянка осталась в тени. Это хорошо – значит, Эриха никто не мог разглядеть, когда он царапал машину. Но и он не разглядит как следует владельца и его реакцию. И все же Эрих остался дежурить. Хотел было и всю ночью просидеть, но передумал. Ночью все равно ничего не увидишь, при этом не выспишься, а завтра тоже нужно наблюдать.
Следующий день был таким же пустым, владелец так и не появился.
Но в понедельник обязательно появится.
С шести утра Эрих был на посту. Один за другим люди выходили из дома Эриха и окрестных домов, садились в машины, уезжали. Осталось лишь три, в том числе поцарапанная. А вдруг владелец надолго уехал? Улетел в отпуск на две недели, а то и на месяц? Или, может, машина неисправна, у владельца нет времени или денег на ремонт, он передвигается без автомобиля. И сколько его тогда ждать?
Но есть, есть на свете удача, владелец появился. Он оказался владелицей. Женщина лет тридцати или сорока, молодая, подошла к машине. Эрих в это время как раз приготовил себе свежий чай, подсушил в тостере два куска хлеба, намазал их маслом и абрикосовым джемом – это лучше всякого пирожного. Вот как удачно, подумал он, и тут у меня удовольствие, и там сейчас что-то будет. Странно, что у этой женщины такая шикарная машина. Большая, черная, мужская. Может, машина мужа. И одета она как-то не по машине, просто, как в соседний магазин ходят: серая куртка, джинсы, неприметные кроссовки цвета асфальта. Ближе не разглядеть, надо купить бинокль. Бинокль вообще отличная вещь.
Женщина подошла к машине, открыла дверцу и села.
Не увидела, не заметила, понял Эрих. И огорчился. Она заметит, конечно, но где-то в другом месте, без Эриха.
И тут женщина вышла. Да, так бывает: увидишь что-то, но твой мозг обманывает твое зрение. Ты видишь то, чего не должно быть, вот мозг тебя и успокаивает: этого нет, потому что этого не может быть. Но потом тот же мозг вспоминает: да нет, было, было, посмотри еще раз, убедись. Женщина вышла посмотреть. Она смотрела долго, ходила около царапины, трогала ее пальцем. Обошла вокруг – нет ли где еще повреждений. Смотрела на окна домов. Эрих отскочил от окна, хотя вряд ли его видно за довольно плотной тюлевой занавеской. Потом он, кстати, проверил, посмотрел с того места, где стояла машина, на свое окно. Нет, ничего не видно через тюль. Но сейчас там никого и нет. И свет не горит. А если включить свет и что-то такое поставить? Эрих вернулся домой, взял мамину настольную лампу, похожую на человеческую голову, поставил ее на подоконник. Сверху нахлобучил бейсболку. Вышел, посмотрел. Теперь сквозь тюль что-то видно, но неразборчивым силуэтом. И он ведь не дурак, чтобы включать свет, зачем сейчас включил? Эрих вернулся, выключил свет, пошел к стоянке, посмотрел, как теперь. Теперь вообще ничего не видно.
Это было потом, а сейчас женщина кому-то звонила и все щупала, щупала, щупала царапину, будто никак не могла поверить, что она есть. Приехал какой-то мужчина, тоже осматривал царапину. При нем женщина заплакала. Они же как дети, они плачут только тогда, когда им кто-то может посочувствовать. Мужчина сочувствовал, разглядывал царапину, присев на корточки, что-то говорил женщине, успокаивая. Эриху на минуту стало ее жаль, но он тут же себе доказал, что жалеет зря. Кажется, он встречал эту женщину, она всегда одна и всегда озабочена. Наверно, делает важные дела, зарабатывает деньги. А была бы у тебя семья, был бы муж и ребенок, все было бы иначе. Купила бы машину поскромнее, возила бы утром ребенка в школу, и никто бы твою простенькую машину не царапал. Сама виновата.
12
Эрих начал царапать по ночам машины. Он делал это осторожно и аккуратно. Выбирал места, где потемнее. Смотрел, чтобы не было камер наблюдения. Некоторые, кто побогаче и поопасливей, ставят их на дверях подъездов, над персональными кнопками, чтобы видеть из квартиры, кто пришел, и они захватывают часть двора. При этом Эрих предусмотрительно менял орудия царапания. Брал то шуруп-саморез, то гвоздь, то какую-нибудь железку с острым краем. Лучше всего царапают саморезы. И глубоко, и не очень громко. Эриху хотелось оставить какой-нибудь фирменный знак. Логотип. Но любой рисунок выдает