— Успокойся, — на мое плечо легла тяжелая рука Виктора.

— Успокойся?! — срывает меня. В глазах темнеет, начинаются вертолеты. Делаю пару коротких вдохов сбивая подкатившую тошноту. — Он увезет их. Этот чертов ублюдок… — палата плывет и качается. Закрываю глаза. Пульс зашкаливает, слышу по приборам и тому, как сердце нервно колотится, пытаясь пробить ребра.

— Встать он должен, — слышу врача сквозь образовавшиеся в ушах пробки. — Его с того света вытащили, а он обратно рвется. В лучшем случае завтра к вечеру вас переведут отсюда и это еще ничего не значит!

— Ярослав, — Витя наклоняется к уху. — приходи в себя, и мы поговорим. Есть у меня идея, как можно достать Салаева, но мне нужен твой трезвый ум, а не истерика. Хочешь помочь семье, бери себя в руки и будем работать.

— Хорошо, — выдыхаю. Позволяю медсестре сделать себе укол и отключиться на несколько часов.

Снится всякая ересь, но становится легче. Открыв глаза понимаю, что вертолеты улетели, стены больше не пляшут и дико хочется пить. Жму кнопку вызова персонала. Ко мне прибегает дежурная медсестра. Поправляет подушку, дает немного воды из трубочки, сделанной из куска капельницы. Прохладная жидкость падает в пустой желудок и меня снова мутит, но уже не так сильно. Пережидаю приступ, прошу сказать девушку, сколько сейчас время.

— Девять утра, — сообщает она.

Закрываю глаза.

Во сколько у них самолет? Как они там?

Мысли кружатся в голове одна за другой, пульс снова ускоряется, сводя с ума чувствительные приборы.

— Не надо мне больше уколов, — прошу медсестру. — Это нервы. Сейчас пройдет.

Под ее строгим взглядом достаю из-под подушки мобильник. Витя договорился, чтобы мне разрешили держать его у себя, но не злоупотреблять.

Пишу оперу сообщение:

«Готов поговорить»

«Хорошо. Я приеду через два часа. Привезти что-то?» — отвечает.

«Настю и Яна» — грустный смайл.

«Мы вытащим их, Яр. Это уже дело принципа, взять сволочь за задницу. Все. Жди»

Жду. Что мне еще делать? Даже отвлечь себя нечем.

Переживаю осмотр. Сказали, если до вечера показания будут такие же и анализы придут нормальные, меня все же переведут в палату и можно будет поесть немного горячего бульона.

— Это не значит, что я отменяю постельный режим, — напоминает врач. — Мы вас стабилизировали. Не будете выполнять все предписания, снова окажетесь у нас и не факт, что мы поможем. Хотите помочь семье, слушайте лечащего врача. Вас быстрее поставят на ноги.

— Спасибо, — жму ему руку.

Все ушли. Я снова любуюсь потолком, стенами, дверью. Звуки техники, окружающей меня, больше не раздражают. Даже наоборот, радуют. В полной тишине я бы свихнулся.

Витя задерживается. Он у начальства на ковре, выбивает для нашего дела какие-то бумаги. Без конца щелкаю кнопкой телефона включая — выключая экран. Минута… две…пять… Серьезно?! Почему не час?!

«Еду» — приходит сообщение.

Через двадцать минут заходит с довольной рожей и кожаной папкой на замке.

— Я думал, такими уже никто не пользуется, — жму его руку.

— Почему? Удобно и в машине возить, и в руках таскать. Мне дали разрешение на поднятие из архива дела о гибели Карима Салаева, — сообщает он.

— О как! — взлетают вверх мои брови.

— Ты знал, что по нему велось расследование? Бабушка Салаевых настаивала на том, что Карим погиб неслучайно. Отказать в возбуждении дела оснований не было, но и расследовать сильно не стали.

— Бабушка… — повторяю за ним. — А там была еще и бабушка?

— Да. Она с детьми и внуками не живет. Мать семейства настояла на том, чтобы свекровь жила отдельно. Они не ладили. Чтобы избежать конфликтов, старший Салаев согласился отселить мать. Не смотри так на меня. Это есть в показаниях.

— Ты думаешь, это Самир убил брата? — захлопываю челюсть клацнув зубами.

— Нет. Но я думаю, что он знает или связан с теми, кто это сделал. На документах стоят подписи человека, которого убрали с поста за коррупцию. Сняли его через пару месяцев после закрытия этого дела. У нас такое не любят внутри системы, кто бы там что не думал. И карают «своих» всегда жестко. Так что никто не будет против, если мы немного в этом грязном белье покопаемся. Может найдем что интересное. Тогда и Самира прижмем, и еще кого-нибудь с собой зацепим бонусом. Как тебе такой расклад?

— Нравится, — киваю.

— Тогда я беру лопату побольше, чтобы копнуть поглубже, а ты мне помогаешь без самодеятельности. Полезешь один, только глубже увязнешь. Потом не вытащу.

— Не дурак. Я все же врач, а не Рембо, который идет на танк с голыми руками.

— Рад, что ты все правильно понимаешь.

Витя протягивает мне листы один за другим. Вместе читаем, разбираем. Параллельно я стараюсь вспомнить, что знаю сам о том происшествии и вообще о семье Салаевых. Выходит не так уж и много.

К вечеру меня все же переводят в палату. Проплачиваю одиночную, чтобы никто не мешал думать и свободно говорить. Давлюсь несоленым куриным бульоном без всего.

Есть замечательное слово: «Надо!» Прокручивая его в голове, я и не такое готов сожрать, лишь бы восстановить силы и быстрее встать на ноги. Несколько съеденных ложек чувствуются, как целая кастрюля и «давят» на глаза.

— Отдыхай. Завтра продолжим. Я и так тебя перегрузил. Нельзя, — Витя поднимается со стула.

— Стой, — прошу его. — Они уже улетели?

— Да, — кивает, смотрит на часы. — Они уже приземлились. Постарайся поспать, Яр.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я не хочу, но меня все равно отрубает. Снотворного они мне в бульон что ли подсыпали?!

Настя

Нас привезли в огромный дом с высоким забором и раздвижными воротами. Даян крепко прижимается ко мне. В самолете он спал. А в машине малыша укачало. Не удивительно, в пробках и с температурой.

Вадим отделился от нас еще в аэропорту. Одним придурком меньше рядом с нами. Уже хорошо.

— Не стой, — Самир подталкивает меня к дому.