– Значит, инцидент исчерпан, – сказал Сюлливан. – Откровенно говоря, я даже рад, что она скрылась, а то её продолжительное пребывание в Париже в конце концов могло бы вызвать нежелательные осложнения, обратив на себя внимание полиции. Что же вы теперь думаете предпринять?

– Нам не остается ничего другого, как в свою очередь покинуть Париж, как только мы будем иметь возможность это сделать. Но я думаю, что дело об убийстве Дисона не сегодня-завтра будет направлено к прекращению. А вы что хотите сейчас делать?

– Я хотел предложить вам заглянуть на несколько минут в морг, – нерешительно произнес Сюлливан.

– Ни за что! – воскликнул Спенсер. – Одно это название вызывает во мне отвращение. Я не понимаю, как можно ходить в подобное место без надобности.

– Но у нас именно есть цель, – заметил Сюлливан. – Неужели вы думаете, я повел бы вас туда из простого любопытства.

– Ради чего же тогда? – удивился Спенсер.

– Чтобы взглянуть на Дисона. Как вам известно, личность его не опознана и завтра он будет похоронен, как неизвестный.

– Все равно, я не пойду, – решительно произнес Спенсер. – Если хотите я могу проводить вас туда и подождать, пока вы вернетесь.

– Отлично! – ответил Сюлливан. Они направились к моргу.

– Ну, а вы пока можете прогуляться и полюбоваться видом на собор, – сказал Сюлливан, когда они дошли до набережной Сены, позади собора Нотр-Дам, – а я тем временем полюбуюсь на другие картины.

– Не завидую вам, – произнес Спенсер. – Напрасно вы туда идете. Подумайте только, что вам предстоит толкаться среди подонков со всего Парижа, которые с утра до вечера наводняют морг.

– Это не беда! – улыбнулся ирландец. – Но вы все-таки не уходите очень далеко, так как я очень скоро вернусь назад.

Он расстался с молодым человеком и направился в морг. Вокруг всего здания стояла толпа. Сюлливан ловко работая локтями, прошел вперед и через несколько секунд очутился перед стеклянной перегородкой, за которой было выставлено напоказ толпе около шести трупов. Когда глаза его привыкли к полумраку, царившему в комнате, он различил между этими страшными, обезображенными смертью телами, труп Дисона. По долетевшим до Сюлливана отрывочным фразам публики, он понял, что главной приманкой сегодняшнего посещения, этого излюбленного чернью места, был именно труп героя преступления на улице Мира.

Сюлливан, несмотря на всю свою силу воли, почувствовал, что ему становится дурно. В этом публичном выставлении напоказ тел умерших и свободной, почти циничной оценке и критике зрителей было что-то такое отвратительное, непостижимое для его здравого прямолинейного взгляда на вещи, что он не в силах был оставаться тут ни минуты.

Между тем толпа все увеличивалась и все его старания скорее пробраться к выходу оставались бесплодными. Оставалось одно – идти по течению. И он пошел за толпой, изредка бросая взгляд на лежавшие перед ним трупы. Около одного из них стояла почти такая же толпа, как перед трупом Дисона. Сюлливан, заинтересовавшись этим обстоятельством, подошел ближе и остановился как вкопанный. Перед ним лежала Марта.

В течение нескольких минут он стоял как в столбняке, не чувствуя, как его толкают, не слыша замечаний зрителей. Когда он, наконец, пришел в себя, им овладело непреодолимое желание бежать, бежать из этого ужасного места без оглядки.

Не обращая внимания на негодующие возгласы отдельных личностей, он протиснулся вперед, успев все-таки услышать, что молодую женщину вытащили сегодня из Сены, куда она или бросилась, или случайно упала этой ночью.

Спенсер, в ожидании друга, нетерпеливо прогуливался по набережной.

– Я уж думал, что вы никогда не вернетесь, – недовольно произнес он. – Что с вами? На вас лица нет. Я вам говорил, что это ужасное зрелище.

– На которое вам, однако, следует взглянуть – ответил Сюлливан. – Я думаю, что мои глаза меня не обманули, но все-таки вы должны убедиться сами.

– В чем? Что вы там видели? – спросил Спенсер, пораженный видом своего друга.

– Марту! – просто ответил тот.

– Не может быть! Это было бы слишком ужасно! Вы, вероятно, ошиблись! – воскликнул молодой человек.

– Потому-то я и прошу вас проверить, – сказал Сюлливан. – Как вам ни тяжело, но надо раз и навсегда покончить с этим вопросом.

Несколько минут спустя Спенсер и Сюлливан уже входили в страшное обиталище смерти. У стеклянной перегородки по-прежнему толпился народ. Сюлливан молча подвел друга к трупу молодой женщины. Спенсеру достаточно было бросить на него один взгляд. Это была Марта.

– Вы правы, – сказал он, когда они снова вышли на улицу. – Что теперь делать?

– Мне не хотелось бы показаться вам бесчеловечным, – ответил Сюлливан, – но я думаю, что нам остается только одно, не вмешиваться и во избежание осложнений не признавать, Марту. Без нас ее личность едва ли будет установлена, так как ее почти никто не знал в Париже.

– Это правда, – согласился Спенсер. – Хотя и тяжело сознавать, что на кресте несчастной женщины не будет стоять её имени, но, пожалуй, так и ей будет лучше. Она искупила свои грехи… Да упокоит Господь её душу.

Последняя жертва изумруда

Спенсер и Сюлливан уехали из Парижа только после, того как узнали о погребении Дисона и Марты, похороненных на одном и том же кладбище в числе других неизвестных.

Аньель, знавший тайну обоих, счел за лучшее благоразумно умолчать. Полиция со своей стороны тоже по обыкновению не захотела быть чересчур нескромной и таким образом тайна убийства на улице Мира очень быстро канула в лету.

Спенсер и Сюлливан выехали из Парижа через Дьепп солнечным воскресным утром. Мало-помалу, один за другим, скрывались из их глаз величественные очертания города. Как сквозь дымку тумана вырисовывался вдали незаконченный профиль базилики Сакре-Кёр наконец, и он скрылся из виду и шумный город с его кипучей жизнью, радостями и легкомыслием остался позади, как промелькнувшее виденье.

– Прощай, Париж! – вздохнул Спенсер. – Дай Бог, чтобы мне пришлось увидеться с тобой не скоро.

– Да, и я тоже увожу с собой тяжелое воспоминание, – произнес Сюлливан. – Кто бы мог подумать, что в таком прекрасном городе таится столько ужасов и горя. Ну, а теперь довольно грустить. Забудем прошлое, и заживем новой жизнью.

– Есть воспоминания, которые никогда не изглаживаются из памяти.

– Но есть и будущее, которое сулит вам целые годы счастья, – весело произнес Сюлливан. – Вы счастливый человек. Подумайте только, какая награда ожидает вас за все, что вам пришлось перенести.

– Это мое единственное утешение. Все, что я сделал, я сделал только, желая добиться любви леди Мильдред… Кстати, дорогой друг, вы знаете, что будете у меня на свадьбе свидетелем?

– Неужели? – добродушно рассмеялся ирландец. – Ну что ж, я, пожалуй, согласен, но только при одном условии, если невеста согласится исполнить наш ирландский обычай.

– Что это за обычай?

– Она должна подарить свидетелю первый, после мужа и родных, поцелуй.

– Если вы так нетребовательны, улыбнулся Спенсер, – то, я думаю, мы с вами сойдемся.

– В некоторых странах свидетель получает самый первый поцелуй, даже раньше новобрачного, но я уж буду скромным, и как видите, не прошу невозможного, – весело продолжал Сюлливан.

Мало-помалу они начинали приходить в себя после пережитых за последние, дни тяжёлых впечатлений, которые оставили на них гораздо больший след, чем они предполагали сами. По мере того, как поезд уносил их все дальше и дальше от Парижа, на душе становилось все светлее и по приезде в Лондон они были снова веселы, словно дети.

Переночевав там, они на утро, как раз к завтраку, были уже в Брадфильде.

Несмотря на некоторую сдержанность встречи, Спенсер и Мильдред были очень счастливы. Ничто больше не отделяло их друг от друга. Тяжелый гнет так долго заставлявший страдать обитателей замка Гекзам, рассеялся без следа, и будущность казалась безоблачной и прекрасной.

Мильдред за это время успела понять, что её чувство к несчастному Брердану трудно было назвать любовью. Основанное, как