— Старый брюзга… За то, что не даёшь нам, старикам, полюбоваться этим молодым талантом нашей империи, однажды отправишься в ад, — скривился разведчик, являющийся главным связным между центром разведки и академией. — Я и так здесь крайне редко появляюсь. Дай полюбоваться.

— Лучше бы и не появлялся. И без тебя тошно… — вздохнул Цербер, которого «День Совы» уже вымотал, хоть и только начался.

— Хватит вам… Не при Олечке же, старые вы две калеки, — панибратски уколол он ворчунов, так как знал, что они оба ходят с разбитыми сердцами с определённого момента в жизни и с тех пор превратились в прожжённых одиночек. — Оля, рядом с тобой стеллаж. Там зачётка лежит. Возьми её, открой.

— Ярл Миргорд Краст?

— А, это старая. Эту мне отдай. Ты вторую возьми.

— Берестьев Максим Дмитриевич… Так. Вижу. Мой студент. Что он наделал?

— Не думаю, что тебе важно это знать. Пока могу сказать, что ничего плохого. И так как он не может из-за ряда причин приехать сегодня к нам… — взгляд ректора упал на разведчика, и тот кивнул. — Услужи этому старику: сбегай ко всем преподавателям, получи от его имени зачёты и допуски, а затем и сессию закрой таким же образом. Извини, что отвлекаю тебя от твоих студентов, но тут ничего не поделаешь. Мне с моими друзьями надо ещё о многом поговорить. В академии грядут изменения, и я бы хотел положиться на тебя. Если что, ссылайся на меня. Это меньшее, что мы можем сделать для нашего студента, пока он там…

— Где это «там», спрашивать не буду, — улыбнулась Ольга, радуясь такому лёгкому заданию. А ведь она за то время, что бежала сюда, уже успела себя накрутить. Особенно после того сигнала Лены.

— Стой. Дай сюда… Сразу пропишу, подпись поставлю…

— Хах, даже суровый Цербер не устоял и влепил автомат этому прогульщику! — изменил голос, пародируя известного диктора, разведчик, показывая таким образом, что с местным садистом он знаком куда ближе, чем показалось девушке на первый взгляд.

— Он первый за все годы студент, что смог меня уделать. Дважды… Эти болгарские приключения я ещё долго вспоминать буду. Так что да, автомат он заслужил.

Новоградов поставил подпись в зачётке своего студента и вернул зачётку Ольге.

— В электронной системе не забудь потом отметить всё. Сходишь к программистам. Пусть помогут от его имени залогиниться.

— Ой, точно! Теперь не забуду! Я могу идти?

— Беги, Оленька, — кивнул ректор академии и проводил взглядом закрывающуюся дверь.

Мужчины посидели в молчании ещё несколько секунд, и слово взял декан факультета, где учится Берестьев.

— Значит, после сдачи экзамена академия закрывается на три месяца на «реконструкцию». Учебный план будет переделан. Студенты отправляются по домам, а мы просто сидим и молимся, чтобы маноизвержения не случилось?

— Почему просто молимся? — удивился разведчик. — Я хоть и атеист…

— Безбожник! — с лёгким презрением бросил в сторону Петра Захаровича Цербер.

— И всё же атеист. Так вот… Хоть я и атеист, но рекомендовал бы не только молиться, но и заниматься более полезными вещами. Будет оно или нет — безусловно, важно. Но даже два месяца интенсивных тренировок и попыток выложиться на полную могут дать свой эффект, помочь сдвинуться с мёртвой точки.

— Я организую собрание с моими коллегами и их заместителями, затем по цепочке ваши указания будут переданы до преподавателей, лаборантов, ассистентов и так далее, — перевёл разговор из философского в более деловое русло Панько Александр Данилович, глядя на ректора, и гость в сером пиджаке согласно кивнул.

— Слушай, Михаил Игнатьевич… — хитро улыбнулся связной из КГМБ, — я бы забрал в военный центр подготовки некоторых людей из академии. Ту же Ольгу надо подтянуть…

— А жопа не треснет? — прикрыл глаза и откинулся на спинку стула Новоградов.

— Простите? — опешил разведчик.

— Говна поешь, говорю. На моих людей рот не разевай. Вот, Михаил Игнатьевич, список людей, которые поедут со мной после экзамена в мой студенческий лагерь. Студенты и преподаватели. Я сам со своими друзьями займусь их подготовкой. И не всяким безбожникам пытаться утянуть моих людей.

— При всём уважении, Иннокентий Игнатьевич, — суровым взглядом глянул на него ректор, а затем посмотрел на список. — Ба… Так это же… Безродные студенты… Или те, из разорённых родов, кто едва сводит концы с концами. Подожди-ка… Наши преподаватели на полставки? Я ведь правильно понял?

— Да-да, всё правильно вы поняли. Здесь все те, на кого нашему дорогому гостю в действительности насрать. Просто цифры в статистике. Возобновляемый ресурс, чья польза оценивается числом убитых тварей за единицу собственной жизни. Я тоже, знаете ли, не шкаф слепой, меня не отвернёшь, не завесишь. Я вижу, куда ветер дует, и о сегодняшнем разговоре знал ещё до того, как этот безбожник допил свою первую кружку кофе сегодня утром. И мне, в отличие от него, на них всех не наплевать. Это МОИ студенты, МОИ коллеги. И я их преподаватель и соратник. И мне не насрать на то, переживут они маноизвержение или нет. Я всё сказал. Можете не провожать.

Цербер поднялся со стула и вышел прочь из кабинета, чтобы вернуться к раздаче оплеух своим нерадивым студентам.

— Что-то Цербер уже совсем берега попутал… — скривился Пётр Захарович.

— А как ты хотел после того, как рассказал, что Берестьев уехал в заграничную командировку, полную опасностей? Слышал же, как его голос изменился, когда он про болгарские приключения вспоминал. Сам душу старого ликвидатора разбередил. Ничего. Он остынет, ты остынешь. Да и вообще, в чём он не прав?

— Да в целом-то он во всём прав… Просто Касаткина…

— Что, понравилась? — ухмыльнулся Журавлёв.

— Этот цветочек расцвёл слишком ярко…

— Стареешь ты, Пётр Захарович, стареешь…

Глава 10

Амазония.

— Ну давай, хвостатый… — Я прищурил глаза и подал условный сигнал Фомченко.

Рёв сменился слезами, когда крокодилу по морде, взмывшей к верхушке того огромного дерева, на котором я засел, прилетело тяжеленным хвостом нашей красавицы Хлоши. Зубы полетели, как снежинки в морозную новогоднюю ночь.

Зарядила она крокодилу знатно, но не вырубила — нокаута не случилось. Да и особого вреда не нанесла… Лишь ещё чуть больше разозлила. Ну и отбросила на пару