Шрифт:
Закладка:
Но у Рычажка повторилась та же история: он наотрез отказался взять для продажи игрушки.
Понурив голову, Умелец собрался было уходить, но Рычажок сказал:
— Присядь-ка, я тебе все объясню, — он опасливо оглянулся на дверь, достал две банки пива, откупорил и одну придвинул Умельцу. — Дело, дружище, не в нас: ни во мне, ни в Пингвине, ни в Папе Великане, — утер он пивную пену с губ. — Все мы тебя знаем давно, уважаем. Делаешь ты все на совесть. А чего еще требовать от человека? Но ты ведь знаешь, что все магазины, в том числе мой «Аттракцион», принадлежат Большому Мешку. Так вот, он распорядился товар у тебя не брать. Чем-то ты досадил ему. Сказал, что если мы посмеем ослушаться, то он нас прихлопнет.
— Что же мне делать? — растерянно спросил Умелец.
— Тут ничего не придумаешь, один только выход и есть: тебе надо поладить с Большим Мешком.
— Легко сказать — поладить. Это не ссора с соседом, — вздохнув, поднялся Умелец. — Что ж, спасибо тебе за правду.
— Дочь-то как, не лучше ей? — спросил Рычажок, провожая Умельца к двери.
— Радоваться нечему. Все деньги на лекарства уходят, а толку-то что?..
Выйдя из «Аттракциона», Умелец отправился в аптеку. В кармане у него лежал рецепт на какое-то новое заморское лекарство, который выписал в очередной раз Наш Сосед.
Повертев в руках рецепт, старый Провизор, владелец аптеки, пожевав губами, сказал:
— Лекарство это мы получаем от фирмы «Все в наших руках», а фирма, как вам известно, милейший, принадлежит Большому Мешку, хотя и находится за пределами города. Поэтому на рецепте нужна его виза. Так что вам придется отправиться к нему, милейший. Получите разрешение — милости прошу.
— Не даст он мне разрешения, — тихо проговорил Умелец.
Провизор развел руками…
Заглянув на рынок и купив необходимое, Умелец направился домой. Он шел и грустно думал о том, что же будет дальше, ведь Большой Мешок на этом не остановится. Погруженный в свои раздумья, Умелец даже не замечал, как его приветствовали прохожие, особенно дети, которым он доставлял столько радости своими игрушками.
Беляна сразу уловила, что отец чем-то взволнован, и выжидательно смотрела, как он молча выкладывал покупку: кусок баранины, молодую петрушку, сельдерей, белый с зеленым оперением чеснок.
— Что случилось, отец? — не выдержала Беляна.
— Плохи дела, дочка, — он сел у окна, положил на стол тяжелые темные кулаки. — Стреножил нас этот ирод, — и он рассказал о всех происшедших злоключениях. — Как жить будем дальше? Работа моя, выходит, не нужна никому, — и, разжав кулаки, он распластал на столе широкие, крепкие пальцы.
— Не волнуйтесь, отец, авось проживем.
— Авось да небось — хотя вовсе брось, — покачав головой, вздохнул он, ласково взглянул на дочь и подумал, что ради нее придется ему все-таки идти кланяться Большому Мешку.
Они сидели вдвоем в сумрачном лесу — Большой Мешок и Умелец. Деревья стояли так плотно, что сквозь их строй почти не проникал дневной свет. Сюда не заглядывали люди, липкая паутина цепко держалась за ветви, словно развешанные рыбачьи сети.
— Я выбрал это место потому, что тут нас никто не услышит, — сказал Большой Мешок. — Ты правильно сделал, что согласился на мое предложение, зря кочевряжился с самого начала.
Умелец сидел на стволе рухнувшей от старости ольхи, хмуро слушал собеседника и ломал сильными пальцами валявшиеся у ног ветки.
— А знаешь, чему я завидую? — спросил вдруг Большой Мешок, глядя на его ловкие пальцы.
— Чужому богатству? — усмехнулся Умелец.
— Нет, — покачал головой Большой Мешок. — Твоему умению и умению многих таких, Как ты.
— Мы можем поменяться местами, — грустно улыбнувшись, сказал Умелец.
— Так не бывает. Вот если бы при моем богатстве я обладал еще и твоим умением, — засмеялся Большой Мешок.
— Так тоже не бывает.
— Это верно. Поэтому ты будешь слушать меня и исполнять, а я приказывать и платить. Так уж угодно богу.
— А сколько вы ему платите за это?
— Кому?
— Этому вашему богу.
— Он у нас с тобой един.
— Э-э, нет, мой бог оглох и ослеп давно.
— Вопрос о боге оставим попам, они в этом деле лучше разбираются. У нас с тобой другие заботы. Прежде чем-приступить к какому-нибудь делу, человек должен вбить себе в башку несложную мыслишку, что займется он делом полезным для ближних своих. Тогда его перестанут одолевать всякие там сомнения. — Большой Мешок поднялся, подобрал с земли еловую шишку, поднес к носу, понюхал. — Так вот, если ты вбил себе эту мыслишку — сделал первый шаг, считай, что полдела сделано: ты избавился от необходимости оглядываться, думать, что там, за твоей спиной, и что бы ты уже ни делал, всегда потом сможешь оправдаться: «Мне казалось, что я делал для пользы ближних». И с тебя уже взятки гладки.
— Ловко, — покачал головой Умелец. — И что же конкретно от меня требуется?
— Мне нужно, чтобы ты изготовил, скажем, двести фигур, которые будут умещаться, как матрешки, одна в другой. Самая большая размером в два метра, остальные, конечно, пойдут пониже. Но разница между ними должна быть не более двух миллиметров. Сможешь?
— Дело нехитрое. Только зачем они вам?
— А вот это тебе знать не следует. Считай, что я затеял такие же игры, как и наш король, — осенние парады. Вот с верой в это невинное занятие и приступай.
— Ну, а вы…
— А я верну твоей дочери здоровье. Сейчас она сидит сиднем и передвигается с помощью коляски. А будет, если примешь мои условия, ходить, бегать, танцевать. Глядишь, и замуж выйдет.
— Как же вы все это устроите? — ухватился Умелец.
— Это тоже тебя не касается. Вот договор, — Большой Мешок вытащил широкое портмоне, извлек оттуда бумагу. — Я уже подписал, теперь очередь за тобой. Но еще одно условие: ни одна душа, даже твоя дочь, не должна знать об этом.
Умелец внимательно прочитал договор, ничего настораживающего в бумаге этой не было: все, как и говорил Большой Мешок. И, преодолев последние сомнения, мастер подписал бумагу золотым пером, которое протянул ему Большой Мешок.
— Ну вот, — заулыбался Большой Мешок. — Видишь, как мы легко с тобой поладили. — Он достал из другого портмоне пачку денег, быстро отсчитал сотню: — Это тебе на мелкие расходы, купишь дочери подарки.
— Лекарство мне купить ей надо, — ответил Умелец, пряча деньги в карман.
— Не трать на эту ерунду ни одной монеты,