— Тоже не годится, — возразил Большой Мешок. — Пришлось бы пересажать половину города, а вторую половину сделать полицейскими для охраны такого количества заключенных. Заводы и фабрики опустеют, опять работать некому, мы же будем только убытки нести.

— Можно приспособить для любого дела электронику, моих роботов, — сказал Механическая Лапа.

— Ненадежно, — высказал сомнение Большой Мешок. — Среди тех, кто сидит у пультов управления электроникой и роботами, много наших противников. В любой момент они могут все отключить или подать роботам команды действовать против нас.

— Какой же выход из положения? — испуганным голосом спросил Каменнолобый.

— Я вспомнил о том, о чем все давно забыли: тяжелее всего бороться с человеческой психологией. Она сильнее роботов, электроники и прочей техники. Мы должны получить возможность управлять человеческой психологией, чтобы сделать людей, их мышление примитивным, вернуть им животные инстинкты, сознание на пещерном уровне. Чем человек примитивней, тем легче им манипулировать. И, кажется, я нашел способ это осуществить! — торжественно произнес Большой Мешок. — Сначала, конечно, мы проведем эксперимент. Если идея оправдает себя, тогда начнем в широком масштабе.

Все были заворожены этим сообщением. В тишине стало слышно, как хрустели подагрические суставы у Механической Лапы.

— Мы хотели бы знать подробности, — робко произнес Пронырливый.

— Подробностей сейчас никаких не будет! — властно ответил Большой Мешок. — Дело это государственной важности, совершенно секретное. А кое-кто из вас может проболтаться женам или любовницам, кое-кто громко разговаривает во сне. В свое время вы узнаете подробности, теперь же от вас требуется одно: проголосовать за или против моей идеи. Итак, кто за?

Все, кроме Пронырливого, подняли руки.

— Вы что, против? — спросил его Большой Мешок.

— Нет, я воздерживающийся.

— Ваше право… На этом совещание считаю закрытым. — Большой Мешок набрал на пульте код, загудел, поднимаясь, лифт.

Минуло несколько дней. Погода наладилась, припекало солнце; на кустах и деревьях зеленым пламенем взрывались почки, незаметно деревья обросли пышной листвой, тянулись к небу белые свечи каштанов, за оградами буйно разрасталась сирень. Город словно погрузился в ее нежный аромат, дарящий людям хорошее настроение и много надежд. По-своему к этому явлению природы отнесся Большой Мешок: с небывалой нагрузкой заработали его парфюмерные фабрики. Мощные кондиционеры, очищая воздух от всех примесей, высасывали из него ароматический запах сирени, по огромным трубам этот нектар поступал в специальные резервуары, где после сложной перегонки превращался в густую эссенцию. В соединении с другими ароматическими запахами она шла на производство мыла, различных духов, кремов, лосьонов. На красочных этикетках этой продукции стоял фирменный знак Большого Мешка: пчела, собирающая с цветка нектар.

Оживился и городской рынок. Крестьянки в белых аккуратных передниках и накрахмаленных чепцах раскладывали пучки малиновой редиски, свежего салата, зеленого лука, высились горки огурцов в нежных пупырышках, в плетеных корзинах маняще лежали первые помидоры. Все было окроплено росой, в которой радужно сверкали солнечные блики…

В один из таких дней Умелец, изготовив очередную партию игрушек, отправился в Торговые ряды, чтобы сдать в магазины свои изделия, получить деньги, а на них купить все, что нужно для хозяйства, но прежде всего, конечно, очередное лекарство для Беляны.

Первым по пути был магазин «Утенок», здесь продавалась одежда для самых маленьких детей, имелся и отдел игрушек. Много лет хозяин «Утенка» по кличке Папа Великан брал у Умельца его товар; у них установились добрые отношения: обоим было выгодно. Папа Великан считался у горожан человеком покладистым, доброго сердца и прозван был так шутливо за свой маленький рост — голова его едва возвышалась над прилавком.

— Здравствуй, Папа Великан, — приветствовал его Умелец, войдя в узенькую конторку, находившуюся под крышей просторного склада.

— Здравствуй, Умелец, — Папа Великан просматривал какие-то бумаги и щелкал деревянными кругляшками на счетах.

— Твой заказ выполнен, я принес товар, вот, посмотри, — Умелец извлек из прямоугольной корзины фигурки человечка с плутоватым лицом и непомерно большими ушами, они даже проросли сквозь поля шляпы, низко надвинутой на лоб. — Я назвал его «Сплетник», — кивнул Умелец на игрушку.

Папа Великан взглянул на игрушку, взгляд его радостно вспыхнул от удовольствия, но тут же померк.

— Хорошая вещица, как и все, что ты делаешь. Но принять я не могу.

— Почему же? — удивился Умелец. — Ты заказывал два десятка, я выполнил, в срок уложился, тебе эта штуковина нравится, вижу. Так в чем же дело?

— Плохие нынче времена наступили, — уклончиво ответил Папа Великан.

— Это в каком смысле? — спросил Умелец.

— Денег нет у меня сейчас, чтобы заплатить тебе, — опустил он глаза.

— Я могу подождать недельку-другую, — сказал Умелец.

— Нет, — вздохнув, Папа Великан отодвинул фигурку. — Ты это забери. А когда понадобишься мне, я сам тебя позову…

Такое между ними произошло впервые за многие годы. Обескураженный, ничего не понимающий, Умелец вышел из конторки.

Следующим был магазин мороженого и прохладительных напитков «Северное сияние». Как известно, больше всех мороженое любят дети, поэтому и здесь имелся уголок, где торговали игрушками, и, конечно же, наибольшим спросом пользовались фигурки Умельца, ведь это были не просто безликие куклы, а миниатюрные, пусть неживые, но человечки, в облике которых угадывались их профессии, характеры, достоинства или пороки…

Еще с тротуара, прежде чем войти, Умелец заглянул в магазин сквозь большое витринное стекло и увидел за прилавком владельца «Северного сияния», которого дети прозвали Пингвин за медлительность и походку. Пингвин тоже увидел его и, шепнув что-то своей дочери Кларе, торопливо заковылял к двери в подсобное помещение и скрылся за нею.

— Здравствуй, Клара. Как поживаешь? — входя, сказал Умелец. — Как идет торговля? — приблизился к прилавку.

— Плохо, еще не сезон.

— Это уж верно, что не сезон. Но скоро совсем потеплеет и мамы приведут сюда детишек, а я кое-что для них приготовил, порадуются, и у вас выручка будет. Позови-ка отца.

— А его нет.

— Так позови его.

— Уехал он. На ферму к брату.

— Когда же это он успел?

— Вчера.

— Шутница ты, Клара. Я ведь только что его видел через окно.

— Это вам показалось, — юная лгунья даже обидчиво выпятила губы.

— На зрение я еще не жалуюсь, — усмехнулся Умелец, начиная понимать, что дурачат его неспроста. — Значит, уехал к брату на ферму? И ничего мне не велел передать? Ведь мы с ним уговорились, что сегодня в это время я принесу товар.

— Ничего не велел, а о товаре и разговора не было.

— Так-так… Но ты ему все-таки скажи, что я заходил. И еще скажи, что нельзя валять дурака, когда речь о деле идет, — с этими словами Умелец покинул магазин.

То, что произошло здесь, у Пингвина, и у Папы Великана, начинало его беспокоить, тут уж случайностью