Это конец. Не вырваться. Не спастись.

Люция увязла в чарах, как бабочка в паутине, бессильно билась о клетку родного тела и ощущала такой же одуряющий, парализующий мозги страх от своего бессилия.

— Тебе это сегодня не понадобится, — промурлыкала за спиной Сесиль и перехватила браслет. Рассмотрела игру огня на гранях, коротко хмыкнула и спрятала драгоценность в ящик тумбочки.

Сердце Люции дергалось пойманной птицей где-то в горле. Дыхание с приоткрытых губ срывалось рваное, с хрипом.

— Орфей, — приказала близнецу химера.

Сбоку появился светловолосый юноша в коротком алом хитоне с золотой вышивкой. Как они вошли? Когда успели?!

В руках он держал бокал и какую-то белую простынь или хламиду, лицо светилось улыбкой, но резкие тени комнаты делали её какой-то дьявольской, жуткой.

За его медленным приближением скованная Люция могла наблюдать лишь краешком зрения. Однако ощутить всю неловкость от наготы и наклонной позы чары не мешали.

Орфей остановился рядом и прошёлся по ней откровенным взглядом.

— Красивая, — заключил. А зелёные очи вспыхнули и потемнели от вполне однозначного желания.

Щеки Люции запылали, как два костра.

— Да-да, — отмахнулась Сесиль и собрала в горсть её влажные вьющиеся до самой попы волосы, небрежно отжала. Скользнула холодной ладонью по мокрому чуть загорелому плечу на выпирающие ключицы и ниже к…

Люция задохнулась, а Сесиль бесцеремонно, с каким-то научным интересом, сжала её правую грудь и взвесила в руке.

— Настоящая, — выдала задумчиво и посмотрела на свою, почти плоскую, в смелом разрезе багрового хитона.

— А ты сомневалась, — съязвил Орфей и перехватил её запястье.

— Ну, знаешь! — фыркнула лэра и отдернула руку. — У нас с Меридей таких… «апельсинов» нет. Ни у кого из придворных террианок. Мы думали, дикарка подкладывает в корсет что-то. А оказалось… — Сесиль нервно кивнула на грудь Люции и скривила губки. — Какая вульгарность!

— Но ты возбудилась, — рассмеялся Орфей.

Сесиль озорно блеснула лисьими глазками.

— Не отрицаю.

И она выхватила из его пальцев кубок и придвинулась к Люц почти вплотную. Девушке было жутко, стыдно и дико, но в глазах враги могли прочитать лишь настороженность и презрение.

— Не бойся, дорогуша, — сладко запела Сесиль, ведя холодным краем кубка по её пухлым губам. Дыхание сбилось, во рту пересохло от волнения. — Сегодня мы не навредим тебе… больше обычного. Лишь поиграем, тебе даже понравится, обещаю. — И она мимолетно чиркнула заточенным ноготком над своей левой грудью, там голубоватым светом вспыхнул крестик клятвы.

Сесиль не сможет нарушить обещание, даже если захочет — магия в её жилах просто не допустит этого. Но оговорка «больше обычного» совсем не успокоила Люцию, как и упоминание игр.

Ей ли не знать, какие жестокие у них бывают забавы.

— А чтобы точно понравилось, и ты не была весь вечер такой напряжённой, мы принесли тебе вина.

Люция втянула носом воздух, и голову точно обухом огрело от дурманящих сладких паров колдовского Осеннего вина.

Зрачки расширились.

«Ужас! — возопила мысленно, в панике: — Нет, нет, нет, НЕТ!».

Ей до безумия не хотелось повторения той ночи. Ей не хотелось терять память и связь с мыслями и телом. Убегать от собак, просыпаться в лесу в порванной одежде и в синяках. С холодящим ужасом в душе и привкусом земли и гнилых фруктов во рту.

Предчувствие вопило дурниной, да и логика подтверждала: в этот раз всё будет хуже.

Люция попыталась преодолеть чары Сесиль. Вырваться из магического плена. Шевельнуться. Хоть пальцем, хоть мускулом, хоть моргнуть!

Мышцы свело от напряжения, на висках выступил пот, и…

Не получалось!

Предательское тело не сдвинулось ни на фалангу.

И магия в крови внезапно не проснулась.

Сесиль внимательно разглядывала её лицо, а затем громко, заливисто рассмеялась. От неподдельной издёвки в голосе, на языке стало кисло.

— Что ты так перепугалась? Я даже разбавила напиток специально для тебя!

— Ага, разбавила. Золотистым вином! — отметил её братец и тоже рассмеялся.

Но это Люция уже слышала, как свозь вату: Сесиль с каким-то маниакальным удовольствием поднесла к её рту кубок и приказала пить.

Не управляя собой, Люц жадно глотала напиток, захлёбываясь и обливаясь, словно неделю умирала от жажды и наконец дорвалась до живительной влаги.

Как зверьё. Как… дикарка.

Дьявольски хохот близнецов становился глуше, смешался, и наступила блаженная тьма.

* * *

«Это не моя спальня» — сразу поняла Люция, ощутив под голым животом влажную траву, а на коже — ласку холодного тумана. И задрожала.

Близнецы над её головой не заметили пробуждения пленницы и продолжили жаркий спор:

— Я просила подержать её, пока надеваю платье, а ты что сделал? — возмущалась Сесиль.

— Я держал, — возразил Орфей, — но она выскальзывала! Говорил, надо было её обтереть после ванны. Она ж вся в масле!

— Говорил он, — буркнула сестрица. — Ничего вам, мужикам, доверить нельзя. Всё самой делать, всё самой! Давай, я держу, ты одеваешь.

— Я вообще-то по снятию платьев, а не по натягиванию, — проворчал юноша, но послушно зашуршал тканью.

Сесиль взяла Люц подмышки и приподняла. С губ фарси сорвался жалкий полустон. В голове шумело, в теле поселилась дикая слабость.

— Очнулась? — обрадовалась химера.

Люция стояла на коленях перед её братом и не могла ответить: сил даже на смущение не осталось. И если блондинка решит её сейчас выпустить, Люц просто упадёт лицом в землю, окончательно теряя человеческое достоинство.

— Не переживай, скоро станет ещё лучше, — по-своему расценила молчание лэра.

Орфей покачал головой и присел напротив Люции. Отыскал в струящемся безобразии (у которого от платья — одно название) вход и выход и нахлобучил ей на голову.

— Давай, моя хорошая. Ещё немного, — ласково приговаривал он, вдевая безвольные руки в лямки. Поправил чёрные ещё влажные локоны, нежно погладил обнажённое бедро в смелом разрезе юбки. — Напомни-ка, Сесиль, зачем мы это делаем?

— Чтоб порадовать Леона, — в голосе послышалась коварная ухмылка. — Он так расстроился из-за турнира! Так поник! Да и какой праздник без почётной гостьи?

— Издеваешься, — понимающе усмехнулся братец и принял игру: — Голая Люция порадовала бы его больше.

И придирчиво осмотрел откровенный хитон.

— Фу, какая пошлость! — гнусаво протянула химера. — Ничего-то ты не понимаешь в эстетике. Какая наука в раздетой бабе? Голая баба — подарок без обёртки: приятно, но не цепляет. Гораздо интереснее разворачивать обёртку, ведь всегда будоражит неизвестность. «Что за конфетка в этом фантике?», «Что прячут в этой пестрой коробке?», «Что подарили мне родители на этот Самайн[1]?». Да и у нас сегодня костюмированная ассамблея!

Орфей зафыркал и, когда сестрица отпустила, приобнял Люцию за