И что удивительно, Барванский был прав в своих догадках.

Клэр напряглась, когда ее любимый внук едва заикнулся о бале. Уж сколько требовалось сил, чтобы он присутствовал на них, а не пропадал со своим дружком в очередном развлекательном заведении. А когда престарелая графиня услышала, кого ее любимчик хочет пригласить — схватилась за сердце. Уж чем безродная девка могла завлечь ее любимчика — не представляла. Но остудить молодой пыл нужно было немедленно. Еще никогда слуги в замке Манджонских так быстро не упаковывали вещами чемоданы и сундуки.

Трясясь в повозке, Дирван с унынием посматривал через окно кареты на безжизненные поля и видневшиеся черные проталины земли. И думал лишь об одном:

«И кто его тянул за язык? Всего лишь месяц назад как прибыли с этих ненавистных целительских источников. Видеть старух уже не было никаких сил. Но всем в замке заправляла старшая леди Маджонская. А возразить ей было равносильно добровольно лечь на плаху. И еще подумывал Дирван о том, как бы столкнуть лбами Клэр и леди Киару и понаблюдать, чтобы из этого вышло».

Дирван не видел, с каким вниманием за ним наблюдает родная бабка. Все ее мысли были сосредоточены на внуке и переживании о том, уж не влюбился ли ее непутевый обормот.

— Что тебя так развеселило, мальчик мой?

Оторвав взор от скучной картины за окном, Дирван посмотрел на бабушку и, подумав, решил пересказать встречу с графом Барванским…

— Да эта девица совершенно не воспитана, — возмущению графини не была предела. — Отвергать приглашения… Да что она из себя возомнила?!

— Ба… Вот и я об этом... Подумал. Неужели и на твое приглашение плюнет с десятой колокольни?

— Где твое воспитание! — гневно выкрикнула графиня Маджонская. Для убедительности сложив веер, стукнула им по бестолковой макушке внука цвета спелой пшеницы.

— Ай, — крикнул Дирван, увернувшись от очередного удара.

— Чего айкаешь! Вели немедленно разворачивать карету! — гнев не просто кипел в груди Клэр, он клокотал и требовал выхода.

Слуги замка не успели вздохнуть от отъезда склочной старухи, как с удивлением в глазах встречали карету, подъехавшую к парадному входу.

В тот же вечер графиня разослала приглашения на очередной весенний бал, который должен состояться через неделю. И следующие два дня до дрожи в руках она перекладывала письма с ответами. И только на пятый день получила его:

«Графине Клэр Манджонской.

Благодарим Вас за приглашение на бал. Но в связи с плохим самочувствием графини Киары вынуждены отказать.

С уважением, графиня Ярима Барванская».

Такого ответа графиня Маджонская не ожидала получить. Не замечала она, как ее пальцы, сжимая в гневе письмо, превращают его в пепел. И не предполагала Клэр, что пока она прокручивает в уме план мести, в замке, из которого пришел ответ, происходят не меньшие терзания.

Стоя у окна, Киара всматривалась вдаль и который день не могла успокоиться. Казалась, само провидение дает ей в руки дату отмщения. И Ливия вначале не могла поверить в такое счастье. Но увидев побледневшее лицо матери, тревогу в голубых глазах, отступила от плана мести. Не готова была Лин бросить Яриму на произвол. Сначала нужно подумать, как обеспечить дальнейшую жизнь матери. А насильники пусть пока поживут на этом белом свете, потанцуют на балах, не догадываясь о том, что над их головами уже занесен «дамоклов меч».

— Моя девочка, — подойдя к Киаре, Ярима обхватила руками ее плечи. Постояв, сдерживая рвущиеся слезы, дрожащими пальчиками она едва коснулась волос Киары. — Всегда восхищаюсь окрасом твоих волос. Такое загадочное сочетание оттенков, порой они похожи на утренний туман, стелящейся по земле, а порой — на остывший пепел. Иногда мне кажется, что твои длинные пряди меняют цвет.

Мои губы тут же разошлись в улыбке. Повернувшись, чмокаю мать в бледную щеку. Любуюсь ее женской красотой и замечаю в глазах недоумение, не выдерживаю и захожусь в смехе.

— Что тебя так развеселило?

— Тебе бы родиться мужчиной.

Лицо Ярима мгновенно озаряет улыбка, делая ее на десяток лет моложе.

— Ты все шутишь.

— Ты права. Шутки в сторону. Как думаешь? Твой муж дошел до кондиции или его нервы еще моими визгами попытать?

— Думаю, достаточно. Слуги в замке и те вздрагивают, когда ты распевку начинаешь.

— Вздрагивают — это хорошо. Тогда пора переходить к тяжелой артиллерии. Симора… Хамира! Вылезайте из своих склепов. У меня для вас приятное занятие, — дожидаясь появление тетушек, изнемогаю от предвкушения их поведения и вытянутых лиц при озвучивании им моего задания.

Симора как всегда сонная и едва виднеется на фоне лучей заходящего солнца, пробивающихся через окно. В глазницах Хамиры белая дымка чуть подрагивает в напряжении и предчувствии моей задумки.

— Так, девочки! — хлопнув в ладоши, привлекаю к себе внимание Симоры. С нее станется проспать очередной разговор, а потом выпытывать у нас, о чем мы говорили. — Девушки… — замолкаю и с загадочной улыбкой смотрю на них.

— Не томи.

Хамира все-таки не выдерживает, а с ее сестры рассеваются остатки сна.

— Сегодняшнюю ночь вы проводите в постели графа Лавира Барванского. Устраиваете, так сказать, тройничек.

— Ах!

В этот раз мне показалось, что я услышала тупой звук падающего тела. Смех не просто душит, он рвется из нутра. И, не вытерпев, я захожусь в звонком веселом хохоте.

— А меня почему не пригласили на веселую вечеринку?

Появление Кавис как всегда феерично.

— Бабуш! — бросаюсь к ней. Подхватив ее прозрачные полноватые пальчики, закружилась с Кавис по комнате, продолжая смеяться. Но неожиданно ко мне приходит мысль. Я резко останавливаюсь и понимаю, что хлопаю в недоумении ресницами.

— Ну, чего уже надумала? Голова твоя бедовая. Закружила старушку совсем, — опустившись в кресло, глубоко затянувшись, Кавис с блаженством на лице выпустила из трубки кольца дыма.

— Бабуш… — присаживаюсь на пол в позе лотоса рядом с креслом, в котором сидит призрак, и уже без всякого веселья спрашиваю: — Ба… а почему я вас вижу?

— А я уж думала, что и не додумаешься до этого вопроса. Но вариант ответа не один. Первый говорит о том, что ты, моя девочка, сразу отпустила мир, в котором родилась. Второе…

Сердце мгновенно окутывает боль. Слышать о том, что я отпустила мир, в котором жила — трудно и страшно. Для