Прижимаясь ко мне обнаженными телами, лежали две настоящие красотки. Да что там красотки — богини! (Или это во мне спермотоксикоз молодого реципиента бродит?) И вот что я скажу, товарищи дорогие, а Глафира-то Митрофановна совсем не уступала статью и упругостью своего крепкого и поджарого тела своей дочурке.

А в некоторых местах, так и вообще, куда поинтереснее смотрелась (А вот это уже мои собственные предпочтения вылезли, уже пожившего мужика за пятьдесят). Одним словом, как будто не мама с дочкой ко мне прижались с разных сторон, а две родные сестрички с весьма незначительной разницей в возрасте.

И вот скажите, как мамаша умудрялась всю эту «роскошь и богатство» прятать под невзрачными и бесформенными «крестьянскими» одеждами? Ведь они же напрочь убивали в ней всю красоту и грацию, как оказалось, практически идеального тела. А с лицом что она делала? Максимально невзрачное — серая мышь и то привлекательнее выглядит.

Её бы приодеть по-человечески, прическу, минимум косметики и, я уверен, любой настоящий мужик будет реально пускать слюни, едва увидев такую королеву. Вот и сейчас, взглянув в её выразительное и умиротворенное лицо, так разительно отличающееся от её постоянно недовольной физиономии, мне захотелось…

Черт! Черт! Черт! Мой молодой организм, к которому с обеих сторон прижимались две абсолютно обнаженные и просто умопомрачительные красотки, сработал, как ему и положено — теперь одеяло на весу поддерживали не только мои руки.

Неожиданно Акулина слегка повернулась, я резко отпустил одеяло, совершено растерявшись, и не зная, за что хвататься самому, когда с двух сторон такое… такое… такое…

Держаться стало совершенно невозможно, но в этот момент Акулина открыла глаза и встретилась с моим совершенно «бешенным» взглядом. Ага, посмотрел бы я на вас в подобной ситуации! Хорошо еще, что ведьмовская сила из меня изливаться не начала, а то натворил бы я тогда делов! Можно сказать, что повезло на этот счет.

— Рома?.. — изумленно произнесла девушка, хлопая очаровательными ресницами. — А что ты здесь делаешь?

— Акулина? — буквально через мгновение раздался из-за моей спины слегка хрипловатый со сна, но такой сексуально-очаровательный голос «тёщеньки». — А что вообще происходит?

Она недрогнувшей рукой стащила спасительное одеяло, прикрывающее наши обнаженные тела, и неподвижно замерла, не зная, как вообще реагировать на открывшуюся пикантную картину. Немая сцена, заставившая моих девушек буквально окаменеть на довольно-таки длительное время, переплюнула бы, наверное, и саму легендарную ревизоровскую сцену, вздумай кто поставить нашу историю в театре.

Но нам и без большой сцены было веселее некуда. Я видел, как округлились глаза Глафиры… Хотя, кто его знает, как повлияло на неё очень плотное общение со своей прожжённой матерью-ведьмой, которым, как известно, вообще никакие законы не писаны? Ведь их же хлебом не корми дай только на какой-нибудь лысой горе групповушку устроить. Ну, шабаш которая.

Но из всех этих, весьма познавательных ощущений, я успел сделать один очень обнадеживающий меня вывод: у меня, наконец-то, пробудились ментальные способности! И пусть я еще не могу читать мысли, но их общее направление и «окраску» улавливаю вполне четко.

Первой из общего ступора вышла, как ни странно, Акулина. Она резко, словно ожегшись, вновь натянула одеяло, прикрывая мой… В общем, чтобы опять ничего не было видно. В избе вновь воцарилась мертвая тишина. Было даже слышно, как где-то в горнице бьется в стекло особо упорная муха, пытаясь его проломить. И в этой тишине за моим вытянувшимся лицом наблюдали две пары прекрасных женских глаз. И каждая из моих хозяек была прекрасна по-своему.

Если бы мне в этот момент пришлось выбирать с кем бы я хотел (ну, вот как в такой момент могут лезть в голову подобные мвсли?)… Ну, уединиться… Я бы, наверное, конкретно тупил бы, ибо был абсолютно не готов отказаться ни от дочки, ни от её матери. Ну, вот что хотите со мной делайте — они обе оказались весьма и весьма… Такого со мной никогда не было, хоть это и неправильно… что ли…

Черт, а ведь они обе тоже меня хотят! — неожиданно понял я. Дико, жгуче и страстно — я видел это по изменившемуся цвету их аур, которые просто полыхали сейчас таким пламенем, что могли спалить им целую вселенную!

Крупные соски Глафиры Митрофановны стремительно затвердели и уже «царапали» под одеялом мою кожу, мгновенно покрывшуюся мурашками. Да и со стороны Акулины, творилось примерно то же самое — мои прекрасные дамы изнывали от охватившего их возбуждения.

Да уж, ситуация патовая. Взрывоопасная. Но, многие мужики всю жизнь, наверное, мечтали оказаться на моем месте. Но я сейчас просто был не в состоянии рассуждать здраво. В паху уже просто ломило от чудовищного желания разрядки, но… Я держался.

— Это ты меня спрашиваешь, что происходит, мама? — неожиданно взвизгнула Акулина, первой разорвав вязкую тишину. — Почему ты здесь и…и… и… — Она даже задохнулась от возмущения, едва не прожигая мамашу гневным взглядом. — Совершенно голая! — наконец выдохнула она.

— Я могу задать тебе тот же вопрос, доча, — в голосе Глафиры Митрофановны явственно послышалась ехидная усмешка. — Почему ты тоже здесь? И тоже абсолютно без одежды?

Воздух между дочкой и матерью словно сгустился и заискрил, наэлектризовавшись от двух весьма возбужденных женщин. Как бы мне сейчас в замес между ними не попасть.

— Я? — возмущенно воскликнула Акулина и неожиданно замерла. — Я… я не помню… совсем не помню… Как же так?.. Мама?

— Так вот, я тоже ничего не помню, доча, — уже без всякого ехидства усмехнулась Глафира Митрофановна. — Он, — она стрельнула глазами в мою сторону, — ведьмак.

— Если вам это интересно, — я решил, что сейчас самый подходящий для признания момент, — я тоже ничего вспомнить не могу.

— Да? Правда? — С какой-то робкой надеждой взглянула мне в глаза девушка. — Совсем-совсем ничего?

— Он колдун, доча, пойми уже это! — с жаром воскликнула Глафира Митрофановна, слегка приподнимаясь на локте. Её изумительная грудь тягуче колыхнулась, заставляя меня напрячься еще сильнее. А я и так уже еле сдерживался. — Он могучий ведьмак, слишком резко набирающий свою силу, но еще не умеющий её контролировать! А ведьмовской дар — он довлеет… Романа нельзя подогнать под обычные человеческие мерки — они к нему неприменимы! А дальше будет еще сложнее…

— Но как же тогда?..