этот деятель куда как больше, чем Вольф, подходил на роль «ручного упыря» Генриха Гиммлера. Но тогда выходило, что вся та мистическая и оккультная чушь, о которой в своё время кричали все желтые бульварные газетки, являлась чистой правдой. Я в этом сегодня убедился на собственной шкуре.

И судя по той силе, против которой я даже рыпнуться не смог! А о «сидевшем» во мне всаднике, я вообще постарался забыть, ведь алгоритм его появления, мне был совершенно неизвестен. А если так, то мне придётся приложить массу усилий, чтобы хотя б дорасти до уровня этого упыря, чтобы сразиться на равных… А лучше ваще развиться так, что бы вколотить его в ад одним лишь щелчком пальцев.

[1] Обергруппенфюрер — звание в СС, СА, соответствовавшее званию генерала рода войск в вермахте.

Глава 9

Пока я прокручивал в голове варианты возможных кандидатов магического нападения на нашу веселую гоп-компанию, леший с основательностью рачительного хозяина взялся за уборку основательно загаженной лесной территории.

— Эй ты, тунеядец! — окликнул он моего «адъютанта» и «гонца по особым поручениям». — Если делать нечего, кроме как в носу ковырять, собери эти железяки, — попросил леший, пнув валяющийся под его ногами автомат.

— Точно-точно! — поддержал я лешего. — Дедко Большак плохого не посоветует! Тащи всё оружие сюда, да и карманы заодно у гребаных нациков почисть — может, чего полезного в них найдем…

Лихорук, донельзя довольный, что удалось и на этот раз выйти сухим из воды, вприпрыжку убежал выполнять мое распоряжение. По его подобострастной роже, мне стало понятно, что теперь он окончательно уверился в моем напрочь «демоническом статусе» и абсолютной непобедимости.

Как же, самого упыря отвадить сумел, с которым и леший совладать не смог! А ведь Большак находился не где-нибудь в лугах или полях, где сила его минимальна, а в собственной вотчине, где ему каждая травинка-былинка помогает. И не появись в моих руках супер-пупер-мегаплюшка — лук первого всадника апокалипсиса, вообще неизвестно, чем дело бы закончилось.

После того, как Лихорук основательно обшмонал мертвецов и собрал всё оружие в одну большую кучу, леший шевельнул своей растрепанной бородищей и сверкнул зелеными глазами, слегка вернувшими свою прежнюю яркость и глубину. Неподвижно лежащие трупы фрицев в мгновение ока оплели неожиданные вылезшие из-под земли толстые корни деревьев.

Не прошло и нескольких секунд, как они вернулись обратно в почву, утаскивая за собой мертвые тела ягдов. Еще некоторое время я слышал, как трещат кости мертвых оккупантов под толстым слоем почвы. Но, наконец, затихли и эти мерзкие звуки.

Если бы не размочаленные вдрызг толстые деревья и черная проплешина «мертвой земли», никто никогда бы и не узнал, что здесь произошло настоящее побоище. На небе вновь сияло яркое летнее солнце, приятный ветерок, играющий листвой, приятно ласкал разгоряченную кожу, а мелкие птахи вновь заливисто услаждали слух витиеватыми трелями.

— Так-то оно получше будет! — Впервые после схватки добродушно улыбнулся лешак. — Его настроение, как и самочувствие, заметно пошли в гору. — А эти раны залечим со временем, — указал он на тёмную плешь земли, на засохшие и разломанные деревья. — Время — самый лучший целитель, — выдал он избитую, как сам мир, истину.

— Тут и спорить не буду, — согласился я с ним, присаживаясь на корточки над кучей барахла, собранного злыднем.

Чего в ней только не было кроме оружия и документов. Лихорук подошёл к «мародерке» (На самом деле, это настоящие военные трофеи! Что с бою взято — то свято!) с толком и расстановкой — стащив в кучу все, что можно было вытащить, «выпилить и вырвать».

Здесь были награды, ложки-вилки-кружки, запасные обоймы и патроны, даже вырванные с мясом пуговицы имелись. И над всем этим барахлом светилась счастливая харя моего «напарника-помощника-слуги».

— Я вс-сё с-сделал, х-хос-сяин! — отчитался о проделанной работе Лихорук.

Вот только куда мне всё это барахло девать. Только как-то переправить партизанам. Мне самому больше пары-тройки автоматов-пистолетов, да патронов к ним в избытке и не надо больше. Ну, разве еще Акулинку до зубов вооружить с мамашкой её. На всякий, так сказать, пожарный.

Я выбрал из кучи все документы, какие смог найти: солдатские книжки — так называемые «зольдбухи», планшеты с картами — покопаюсь на досуге, чтобы владеть обстановкой. По любому что-нибудь интересное, да обнаружится…

Вот только я что-то трупов старших офицеров так и не увидел. Ни обер-лейтенантика, что ведьму у Глафиры искал, ни сведенного с ума Лихоруком майора ягдов. Неужели выжили эти оба-двое фашиков? Везет, сволочам, правда, как утопленникам — за потерю целого подразделения «охотников» всяко придётся им перед высшим начальством ответ нести. Хотя эти проблемы меня уже не касаются.

Я забил бумагами и патронами пару ранцев, которых навьючил на злыдня. Поднявшись на ноги, оглядел оставшуюся кучу добра. А с этим-то что делать, пока я всё это добро партизанам не передам? Тут на руках не донесёшь — тут целая подвода нужна…

— Чего задумался, всадник Чума? — Незаметно подошел ко мне леший.

Передвигался по лесу он совершенно бесшумно. Мне так никогда не суметь, хоть я тоже в этом деле совсем не новичок. Но с хозяином леса соревноваться благоразумно не собирался.

— Товарищ Чума, — поправил я лесного хозяина. — Не всадник я пока. И где бродит мой белый конь — мне неведомо.

— Товарищ… — задумчиво поглядел на меня своим мудрыми глазами леший. — Никогда и не мечтал, что товарищем самого Чуму заимею!

Было видно, что лешак придает большое значение этому привычному многим слову. Ведь, по сути, что такое товарищ? Это друг, союзник или коллега. То есть, очень близкий в чем-то человек. Ну, или какое иное разумное существо. А мы с лешим, считай, в боевом товариществе теперь состоим — вместе одного супостата били.

— И для меня это тоже большая честь самого дедку Большака товарищем считать, — вернул я ответную любезность. — Не будь тебя, и от меня бы сейчас только мокрое место осталось.

— Ну, так для всадника эта бяда не особо страшна, — возразил лешак, — возродился бы вновь в каком-нибудь другом теле…

— А если я, допустим, не хочу? — усмехнулся я. — Мне и это тело нравится?

— Так тебе и решать, товарищ Чума! Я разве ж против? Чего задумался-то? — вновь повторил он свой вопрос.

— Да вот решить не могу, что с этим