Аграфениных, родителей Марфы, но она уж и тому была рада, что стала в нем единственной хозяйкой. Омрачало ее радость только то, что дочку Глафиру, красавицу и кровиночку, Григорий Никифорович Марфе не отдал, оставил в своем доме.

Имея трех сыновей и похоронив нескольких дочерей, в девочке он души не чаял. Баловал ее безмерно, подолгу качал вечерами на коленях, тетешкал и обнимал, ничуть не стыдясь веселого недоумения соседей. При взгляде на Глафиру суровый и в чем-то жестокий Якунин-старший становился мягче воска, растекаясь от детского лепета и топота маленьких ножек.

Так и жили на два дома. С утра Марфа быстро управлялась с небольшим своим хозяйством, после чего собиралась и уходила на весь день к Якуниным, к дочери, возвращаясь к вечеру, после того как дочка легла спать. К порочной любви свекор ее больше не принуждал, после рождения дочери полностью утратив к Марфе интерес. Вся его любовь и нежность теперь сосредоточились на Глафире. А может, он просто боялся, что невестка понесет во второй раз, и этого общественность и церковь ему уже не простят.

Что бы ни было тому причиной, но Марфа теперь жила спокойно. Новых нарядов и лент она лишилась, но еды у нее было вдоволь. В благодарность за рождение Глафиры свекор на еде не экономил. В 1845 году, спустя пять лет после своего отъезда, возвратился из города Никита. Устроился приказчиком в поместье Румянцевых помогать управляющему.

Им был приехавший из-за границы агроном, плохо знающий русский язык. И Никита с его пятилетним опытом службы в городской лавке и знанием крестьянского быта стал для того настоящим спасением. Управляющий Никиту Якунина ценил, да и крестьяне его слушались. Он был один из них, свой, отличаясь от остальных жителей Глухой Квохты грамотностью, трудолюбием, недюжинными организаторскими способностями, сообразительностью и смекалкой.

Марфа возвращение мужа встретила со страхом. Тот был нутряной, животный, поднимающийся откуда-то из глубин тела. Что скажет муж, узнав о том, что жена нагуляла ребенка от его же отца? Что сделает? Устроит вывод из дома? Разведется? Изобьет смертным боем или поднимет отца на вилы?

Ничего из вышеперечисленного Никита делать не стал. Рассказ Марфы, сопровождавшийся воем, выслушал спокойно. Ни один мускул не дрогнул на его возмужавшем, ставшем даже красивым лице. К своим восемнадцати годам Никита наконец-то созрел. На свою красавицу-жену смотрел с искренним мужским интересом, а тому, что с ней случилось, посочувствовал, заявив, что в этом отчасти есть и его вина.

– Будем жить, как мужу и жене положено, – сказал он, как припечатал. – Попрекать тебя прошлым я не буду, но новых измен не потерплю. Это ты учти. Бить не стану. Не дело это. На мне – забота о достатке, на тебе дом. А отец… Бог ему судья. Он все и управит.

К концу того же 1845 года у Якуниных родился сын, названный в честь любимого Марфиного брата Артемом. Спустя пять лет на свет появилась дочка Ангелина, и в том же 1850 году скоропостижно скончался от удара Григорий Никифорович Якунин. После его смерти Арина Петровна в ультимативной форме потребовала забрать из ее дома Глафиру. Восьмилетняя девочка так и не стала ей родной. Ревнивая женщина не называла ее иначе чем приблудышем и, если при жизни мужа не решалась открыто высказывать свое недовольство и уж тем более не смела тронуть девочку даже пальцем, терпеть же дальше ее присутствие рядом не собиралась.

Марфа, робея, обратилась к мужу, и Никита согласился забрать дочь жены и своего отца. Так в маленьком домике на окраине деревни их стало пятеро. Никита, правда, целыми днями пропадал в поместье, домой приходил только ночевать. Он выполнял не только функции собственно приказчика или, как его еще называли, объездчика, с кнутом верхом на лошади объезжающего окрестные угодья, организуя полевые работы и наблюдая за их исполнением, но и конторщика, то есть человека, отвечающего за всю деловую переписку.

Помещик Румянцев составил для Никиты Якунина специальную инструкцию, в которой значился сорок один пункт. Никита имел обширные полномочия, в которые входил суд и даже расправа над крепостными, однако правом своим не злоупотреблял. Будучи человеком мягким, повинности распределял справедливо, всегда входил в положение, и крестьяне его любили.

То ли учеба пошла Якунину-младшему впрок, то ли ухватистым он был с рождения, но сельскохозяйственное производство в имении Румянцевых процветало. Количество проданного хлеба увеличилось на четверть. Только за рожь, овес и ячмень поместье выручало ежегодно до пяти тысяч рублей, а еще на продажу шли мука, поросята, индейки, ягоды, грибы и другие продукты. А в 1860 году Никита настоял на строительстве сыроварни.

Стоит ли говорить, что и семья его процветала. Доступ к продуктам у приказчика Якунина был открытый, да он еще и заработок получал. И если приказчик в городе мог рассчитывать на двадцать-тридцать рублей в месяц, то Никите за его старание и таланты платили пятьдесят.

Теперь в жизни Марфы ничего не напоминало о бедности, голоде и тесноте отчего дома. Каждый день, читая перед сном молитву, она горячо благодарила Бога за то, что послал ей такую судьбу. Жизни без Никиты, за которого когда-то она выходила замуж со слезами на глазах, Марфа не представляла. И о свекре и связанных с ним неприятных эпизодах прошлой жизни не вспоминала. Все это было как страшный сон, заставивший пробудиться в холодном поту и дрожать от ужаса, но изгнанный прочь первыми же лучами солнца.

В 1860 году Марфе Якуниной исполнилось тридцать пять лет. Она по-прежнему была статна и красива. Отсутствие тяжелой работы и всего трое детей позволяли ей не выглядеть изможденной, как когда-то ее мать. Марфа была молодой еще женщиной, хотя при взгляде на свою старшую дочь все чаще чувствовала, что стареет.

Глафире, ее муке и счастью, бесчестью и нечеловеческой радости, шел девятнадцатый год. Как и обещалось при взгляде на ее детское личико, выросла она удивительной красавицей, перещеголяв мать. Несмотря на огромное количество женихов, которые не переводились у якунинского порога, она была скромной и разборчивой, не торопясь выходить замуж.

– Я, маменька, полюбить хочу, – говорила она Марфе, когда та осторожно интересовалась планами Глафиры на будущую жизнь.

Конечно, в их семье наличие незамужней дочери не воспринималось как лишний рот. Но все-таки век девичий короток. Нужно пристраиваться, чтобы обеспечить себе безбедное существование. Вокруг Глафиры крутилось достаточное количество сыновей зажиточных крестьян, чтобы она могла позволить себе перебирать, морща свой точеный носик. Однако выбор, в конце концов сделанный дочерью, поставил Марфу в тупик. Когда она о нем