Время уже было поздним, а еще предстояло собираться. Зоя переключилась на поиски пристанища для своих вещей.

Тут дело пошло быстрее. За час она нашла ангар, в котором можно относительно недорого хранить вещи. Цены на все пригодные для жизни хостелы оказались весьма высокими. Даже на отшибе, и те стоили дорого. В крайнем случае на первых порах можно поселиться не в отдельной комнате, а в общей с соседями – так значительно дешевле, хотя очень неудобно.

Чтобы не остаться на улице, Сапожникова забронировала место в одном из хостелов.

Еще и газель нужно нанимать, и грузчиков, иначе одной все не перетащить. И на все один день. Можно пойти на принцип и не съезжать так быстро, как этого требует квартирная хозяйка. Все-таки до конца оплаченного периода еще полторы недели. Но Зоя понимала, что с такими, как Голубева, лучше не связываться – выйдет дороже. Нервы вымотает похлеще любых неудобных соседей.

Решив основные вопросы, касающиеся переезда, Зоя принялась разгребать последствия вторжения в жилье: наводить порядок и более тщательно искать, что же пропало.

Все более-менее ценные вещи нашлись. Кроме бус. Тех самых маминых бус из аметистов.

Зоя мысленно себя упрекнула: надо было сразу косметичку проверить! Но все так сразу навалилось: вскрытая квартира, полиция, вынужденный переезд, недостаток сна… И кто же мог предположить, что вор позарится на бижутерию?! Кому эти бусы могут быть нужны, кроме нее? Нет же, бусы в квартире! Валяются где-нибудь под мебелью.

Бусы хранились в серванте, в косметичке вместе с другими украшениями. Пустая косметичка лежала в серванте, все ее нехитрое содержимое, хоть и не сразу, нашлось под горой разбросанных вещей. Лишь аметистовой нити не было нигде.

Зоя точно помнила, как сняла бусы, когда пришла с работы. Еще в тот день этот юродивый Киселёв прицепился. Встречу с бывшим одноклассником память давно стерла, словно досадное недоразумение.

И вот теперь при мысли о Киселёве у Зои возник неприятный осадок, и она не понимала, то ли он был вызван их нелепым разговором в кафе, то ли его след тянулся сквозь годы, из далекой школьной поры.

Зоя тревожно стала искать бусы повсюду. Не может быть, чтобы их украли! «Они ведь никакой ценности не представляют», – Зоя пыталась успокоить саму себя. Нанизанный на обычную леску пятьдесят один лиловый самоцвет. Таким бусам цена – три рубля в базарный день. Но они для нее очень дороги и важны. Пожалуй, эти бусы – самое дорогое, что у нее было.

«Может, Киселёв? – мелькнула у Зои мысль, но девушка от нее сразу отмахнулась. – Кисель, конечно, дурачина, но не до такой же степени! Ясное дело, тогда в кафе он нес околесицу, обкуренный или обколотый какой-нибудь дрянью. В квартиру влез точно не Кисель, и уж точно не ради аметистовых бус».

Киселёв

Сказала тоже: наваляй Зоське по фейсу и отбери бусы! Он что, отморозок какой-то? Сама пусть наваливает, если так приспичило, а он лучше договорится.

Павел Киселёв, несмотря на спорную внешность, считал себя привлекательным. Он нисколько не стеснялся своего выпирающего живота, маленького росточка и отнюдь не спортивной фигуры. Казалось, напротив, он гордится своим растущим сразу под грудью «балконом» – предпочитает обтягивающие рубашки навыпуск. Его начинавшая лысеть голова казалась продолжением туловища, поскольку шея терялась под вторым подбородком.

«Да Зоська мне сама бусы отдаст! Наплету романтической чуши, она и растает», – мечтал Павел по пути на встречу в кафе, куда, по информации Даши, ходит обедать Сапожникова.

Последний раз Киселёв видел Зосю в две тысячи пятом году в Киришах, такой он ее и запомнил.

Тем пыльным летом после выпускного, когда большинство вчерашних школьников догуливали свое уходящее детство, Зося зарабатывала на поездку в Петербург. Она раскладывала по почтовым ящикам рекламу и с этой целью зашла в дом, где жил Павел. Какого-то невнятного цвета растянутая футболка, бесформенные джинсы, из хвоста выбилась прядь и прилипла ко лбу.

«Видок как у чмошницы», – оценил Кисель.

На улице жара, а она по подъездам с макулатурой таскается. Павел тогда одарил ее снисходительным взглядом, не здороваясь, направился к лифту – пусть скажет спасибо, что не обматерил. А то достали мусор в почтовые ящики совать!

Сейчас, поди, такая же зачуханная, только старая (здесь Киселёв упускал из виду, что Зоя его ровесница).

Отправляясь на встречу с Сапожниковой, Кисель не удосужился попросить у Быстровой фото Зоси – не сомневался, что и так узнает одноклассницу.

Зою он узнал. Хоть и не сразу. Деловой костюм глубокого фисташкового цвета, персиковая помада, на шее лиловые бусы.

«Под цвет глаз», – подумал Павел.

Он никогда раньше не замечал, какого необычного цвета глаза у Зои. Никогда раньше Павел так пристально не разглядывал одноклассницу.

Хороша. Неожиданно.

«Что ж, молодец», – похвалил он про себя Зою.

Сапожникова даже не взглянула в его сторону, прошла с подносом и заняла столик у окна. Киселёв двинулся за ней и уверенно плюхнулся всем своим весом напротив. Он по инерции видел в Зое все ту же замухрышку и настроился вести себя с ней соответственно, разве что с поправкой на нынешний социальный статус обоих.

Хватило полминуты рядом с этой женщиной, чтобы Павел понял: для бывшей одноклассницы он никто. Этот ленивый с одолжением взгляд, неторопливый, как бы обреченный поворот в его сторону высоко поднятой головы, скупые слова.

Зоя не мельтешила, не суетилась и ничего не пыталась объяснить, не хвасталась достижениями, как это делали другие его одноклассники. У нее не было потребности производить впечатление.

Павлу оставалось только удивляться, куда исчезла та маленькая, плохо одетая девочка, перед которой каждый чувствовал свое превосходство.

Перед ним сидела исполненная собственного достоинства прекрасная леди. Она излучала волну, нет – цунами уверенности в себе; ее взгляд, надменный взгляд царевны, был направлен вдаль, сквозь него, будто бы его, Павла Киселёва, не существует.

Кажется, он ей что-то вякнул напоследок. Прошипел какие-то угрозы, и от этих своих угроз Киселёв еще отчетливее осознал собственное ничтожество.

Павел Киселёв никогда бы не вскрыл чужую квартиру, если бы не его отчаянное положение. Дело было даже не в потере салона. Деньги он заработает, на крайняк родители помогут. Его унизили. Какой-то чинуша решил, что с ним можно не считаться. Он, Павел Киселёв, ничто, пыль дорожная. Его даже заместитель этого Сафонова не принял. Сначала футболили по телефону, а когда он пришел в приемные часы, не пустили на порог.

Когда он все-таки прорвался на прием к Сафонову – по