различной структуры материала. Одно дело – белый мрамор, а другое – обсидиан, базальт или красный порфир. А воск доступен любому, кто умеет рисовать и чувствует объём. Но создание восковой фигуры базируется, как я понимаю, совсем на других началах, мне, к сожалению, неведомых. Это всё, чем я могу вам помочь.

– И последний вопрос: когда вы были последний раз в Кронштадте?

– Я?

Ардашев кивнул.

– Право же, а какое вам до этого дела? Вы кто?

– Студент.

Папасов взял скульптора за локоть и сказал:

– Павел Данилович, дорогой, не кипятись. Это я попросил Клима Пантелеевича помочь отыскать злодея, приславшего мне посылку. Он ведь не только этот ящик мне отправил, он ещё и рабочих напоил, подбив их на забастовку. Я уверен, что и пожар на фабрике – его рук дело. А восковой головы ему показалось мало. Он мне гроб к дому прислал и газетную пасквильную статейку подложил в сумку горничной. Видишь, сколько у меня неприятностей всего за четыре дня. Сегодня наступил пятый. Что он мне принесёт? Какие беды? Какие переживания? Что может случиться со мной и с членами моей семьи или с фабрикой? Кто знает?.. Дело в том, что этот арборитовый ящик отправили из Кронштадта. И чтобы снять с тебя подозрения, господин Ардашев и задал такой вопрос. Так что не серчай, а помогай нам. Чем меньше подозреваемых, тем туже затянется петля на шее преступника.

– Благодарю за разъяснение, Иван Христофорович. Я был в Кронштадте по делам, встречался с заказчиком двадцать третьего числа. А посылку, когда отправили? Тут нет крышки, и я не могу прочесть дату по почтовому штемпелю…

– Как раз двадцать третьего, – вздохнул фабрикант.

– Надо же, – развёл руками Никитин, – какое совпадение.

– Простите, а вы в Кронштадт из столицы добирались или из Ораниенбаума? – осведомился Ардашев.

– Из Петербурга. Я получил там заказ и в тот же день – сюда, чтобы утром приступить к установке львов.

– Стало быть, вы были с этим саквояжем?

– Мне без него никак нельзя, – расправляя густые усы, молвил скульптор. – Тут у меня рабочая одежда, складной аршин, отвес, кронциркуль, туалетный набор. Я же не на один день сюда приехал. – Он задумался на мгновение, а потом сказал: – Вы это к тому спросили, что восковая голова вполне могла поместиться в моём саквояже, да?

Ардашев молчал. Безмолвствовал и Папасов. Тогда Никитин осведомился:

– Иван Христофорович, неужто вы думаете, что я мог пойти на совершение стольких преступлений? Да и зачем? У нас никогда не было разногласий. К чему этот допрос?

– Павел Данилович, дорогой мой, право же, не обижайся. Пойдём лучше с нами за стол. Позавтракаем.

– Благодарю. Я встаю рано, с птицами, и уже попил чаю.

– Я сполна расплатился? Ничего не должен? – осведомился фабрикант.

– Нет, что вы! – протягивая руку, выговорил скульптор. – Всего доброго!

– И вам счастливо добраться! Даст Бог, ещё свидимся.

Глядя ему вслед, хозяин дачи промолвил:

– Ясно, что на фабрике он не был, гроб не присылал и к статье непричастен, а вот выполнить заказ на изготовление головы и отправить посылку по адресу мог вполне. Очень деньги любит, но скряга. Обратили внимание, как он одевается? А ведь зарабатывает немало.

– Вы, случаем, не дарили ему свою фотокарточку?

– Как же! После того как купил на выставке скульптуры нескольких греческих богов, он фото и попросил. Сказал, что это ему для рекламы нужно. Да мне не жалко. Но с собой у меня фотографии не было, и я уехал в Казань. Там уже вспомнил о своём обещании и сфотографировался. Карточку выслал почтой на его петербургский адрес. Он поблагодарил ответным письмом. Сказал, что повесит в мастерской. Пояснил, что он у каждого заказчика берёт фотографии для рекламы.

– Выходит, до выставки вы были с ним не знакомы?

– Нет.

– А когда проходила выставка?

– В марте. После подписания купчей я решил украсить территорию дачи в стиле XVIII века. – Папасов вдруг удивлённо покосился на Ардашева и спросил: – Послушайте, выходит, получив фото, он мог не торопясь лепить из воска мою голову?

– Именно это я и имел ввиду, – задумчиво проронил Ардашев.

Глава 12. Подброшенное письмо

Уездный город Петергоф лежал от Ораниенбаума в девяти верстах. Ардашев едва успел пересказать Ксении разговор со скульптором Никитиным, как поезд остановился перед вокзалом прелестной архитектуры, выстроенном в готическом стиле. Несмотря на то что каменное здание станции Новый Петергоф относилось ко второму классу, оно впечатляло разнообразием архитектурных изысков. На перроне стояли газовые, а не керосиновые фонари, а внутри имелись залы для пассажиров и буфеты всех трёх классов.

Извозчики, соблюдая очередность посадки седоков, ждали их на вокзальной площади.

Один из них и повёз молодых людей по улицам города, разделённого на Старый и Новый Петергоф. Старый Петергоф включал в себя дачи и парки от дворца и Самсоновского водопровода в сторону Ораниенбаума. В нём находились военный лагерь, казармы лейб-гвардии конно-гренадёрского полка, военный госпиталь, провиантские магазины, лютеранская церковь Святых Петра и Павла, православный храм во имя Знамения Пресвятой Богородицы, Английский парк с дворцом, фруктовые и цветочные оранжереи, железнодорожная станция, присутственные места с тюрьмой, Собственный проспект и Собственная Его Величества дача.

Новый Петергоф раскинулся влево от главного дворца. В него входили колонистский парк, большое озеро, острова, гостиный двор, почта с телеграфной станцией, собор Святых Петра и Павла, казармы лейб-гвардии уланского полка, Александрийский парк и уже упомянутый вокзал Петергофской железной дороги. За его чертою лежала дача Александрия. Если не считать военных и отдыхающих, то количество горожан не превышало десяти тысяч человек. Петергоф был и оставался любимой летней резиденцией государей и их августейших семейств. Разного рода диковинки и редкости, как щедрая россыпь драгоценных камней, были разбросаны буквально на каждом шагу.

Нижний сад, находящийся у гранильной фабрики, протянулся на две с лишним версты по берегу залива при ширине всего лишь в триста саженей, но какое количество изумительных построек и фонтанов он имел! А совсем небольшой каменный двухэтажный дворец Марли[51], окружённый прудами? Он сохранил ту же мебель и тот же вид, какой был и при Петре Великом. Более того, в нём были представлены личные вещи императора (кровать с одеялом и занавесками, халат царя, стол его работы с аспидной доской и кружка с девятью вкладными стаканами и бюро с часами, разобранными самим государем). Особенный восторг у посетителей вызывал большой пруд с карпами, подплывающими кормиться по звону колокольчика.

Влево от дворца – фруктовый сад, защищённый со стороны моря высоким валом, откуда открывался потрясающий вид на