у Матроны теперь другой мужчина. Подробнее расскажу потом.

– Хорошо, – согласился он.

Когда Мирослава вошла на кухню, все фрукты уже были перемыты и разложены по вазам, а на столе в чашках дымился крепко заверенный свежий чай. На тарелках лежал нарезанный небольшими кусочками лимонный кекс. Он был ещё тёплым.

– Шура тебе этого не простит, – улыбнулась Мирослава и занялась цветами.

– Так он же ничего не узнает, – отшутился Морис и принёс из гостиной вазу для ярко-красных, жёлтых и белых георгинов.

– Бордовые и пёстрые ещё не раскрылись, – сказала Мирослава.

– Они всегда немного запаздывают, – кивнул Морис.

После чая он напомнил ей:

– Вы обещали рассказать, как вы съездили!

Вместо ответа она только пожала плечами, а потом спросила сама:

– Как ты думаешь, была ли у Реваковой близкая подруга?

– Я бы сказал, могла быть близкая подруга, – уточнил её высказывание Морис.

– Что ж, твой вариант тоже приемлем, – улыбнулась Мирослава, – и я даже догадываюсь, как её звали.

– Да? – протянул он недоверчиво. – И как же?

– Подожди минуточку, мне нужно позвонить клиентке.

– Если нужно, то звоните, – пожал плечами Морис.

Ирина Аркадьевна откликнулась сразу:

– Да-да, я слушаю вас, – произнесла она в трубку торопливо.

– Добрый вечер, Ирина Аркадьевна.

– Добрый, если вы считаете его добрым, – не скрывая печали, ответила Крапивина.

Мирослава пропустила мимо ушей замечание клиентки и спросила:

– Ирина Аркадьевна, припомните, пожалуйста, не говорил ли вам сын что-нибудь о подругах Реваковой?

– О подругах? – переспросила в замешательстве Крапивина. – Нет, не помню…

– Может быть, вам говорит о чём-то имя Диана? – продолжала настаивать детектив.

– Диана? – повторила Крапивина и почти тут же воскликнула: – Да-да! Конечно! Как это только могло вылететь у меня из головы?! У неё ещё фамилия экстравагантная!

– Экстравагантная? – на этот раз переспросила Мирослава.

– Да! Конечно! Чулкова!

– Чулкова? – В голосе детектива прозвучало недоумение, но она решила не выяснять, почему такая простая фамилия показалась клиентке экстравагантной. Если только экстравагантна сама носящая её особа, поэтому спросила осторожно:

– Вы видели эту женщину?

– Разумеется, нет! Впрочем, видела на фото.

– На фото?

– Сын как-то рассказал мне, что у Лидии есть очень красивая знакомая, некто Диана Чулкова. Я усомнилась в красоте подруги Ревякиной. Всё-таки сами понимаете, что она далеко не девочка. Виталика возмутило моё недоверие к его словам. Он завёлся и нашёл мне её фото в соцсетях. Женщина действительно оказалась очень красивой.

– Вы не знаете, где она живёт?

– По-моему, на улице Вишневского в Старом городе.

– А поточнее?

– Поточнее не знаю. Виталик говорил только, что квартира у неё шикарная. Они как-то с Лидией Ильиничной ездили к ней в гости.

– Почему же вы не сказали мне об этой Чулковой сразу? – с лёгким укором в голосе спросила детектив.

– Да я и думать о ней забыла! – искренне вырвалось у клиентки. – Если бы вы не напомнили, я бы никогда и не вспомнила о ней.

Мирослава тем временем постаралась припомнить улицу Вишневского. Там сплошь были дома старой, ещё довоенной застройки прошлого века. Называли их «сталинками». Может, что-то втиснули в виде точечной застройки в конце прошлого – начале нынешнего века.

И не успела она додумать до конца свою мысль, как раздался голос клиентки:

– Виталик говорил, что дом новый, типа элитный.

– Понятно, – сказала Мирослава. – А номер квартиры он не называл?

– Нет, говорил только, что этаж третий и в квартиру долетает запах липы.

«Уже что-то», – подумала Мирослава и, поблагодарив клиентку за информацию, отключилась.

– Так вы думаете, что Шуру вдохновила эта самая Диана? – спросил Морис, не скрывая улыбки.

– Не исключено, – кивнула Мирослава.

– Не замечал, что ему нравятся женщины постарше, – усмехнулся Морис.

– Я тоже. И думаю, что здесь не тот случай.

– Да?

– Ага. Вот спроси тётю Викторию, откуда берутся стихи.

– Мне помнится, ответ на этот вопрос дала ещё Анна Андреевна Ахматова:

Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда, Как жёлтый одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий. Таинственная плесень на стене… И стих уже звучит, задорен, нежен, На радость вам и мне…

– Ну вот видишь, – отозвалась Мирослава.

– Насколько я понимаю, Наполеонов вышел раньше нас на подругу Реваковой и, скорее всего, имел с ней продолжительную беседу.

– Я тоже так думаю, – согласилась Мирослава.

– Так отчего же вам не спросить у него точный адрес этой женщины? И потом, если Наполеонов встречался с ней, то он уже выжал из неё всю информацию.

– Не факт, – ответила Мирослава.

– Но адреса вы спрашивать у Шуры не хотите?

– Догадливый ты мой.

– Ещё бы догадаться, почему вы не хотите этого делать.

– Догадывайся, кто тебе мешает.

– Спасибо, добрая душа, за любезное разрешение.

– Всегда, пожалуйста.

– Собственно, отгадка лежит на поверхности, – улыбнулся Морис.

– Ну вот видишь.

– Только почему вы уверены, что Наполеонову не понравится вмешательство нашего агентства в это дело?

– Потому что он уверен в своей версии. Виталик Кукушкин у него в руках. И Шуре очень не понравится то, что мы попытаемся расшатать его, как он уверен, несокрушимые доказательства.

– Скорее всего, ему ещё ничего не известно о связи Кукушкина с Матроной Буфетовой.

– Я тоже так думаю, – кивнула Мирослава. – Но если бы он и узнал о ней, то у Матроны стопроцентное алиби.

– Это да. Но у Кукушкина вырисовывается ещё один мотив! – заметил Морис.

– Убить старую любовницу ради молодой? – усмехнулась Мирослава.

– Почему нет?

– Он мог просто уйти от Реваковой.

– Вы забываете про деньги, – напомнил Морис.

– Я не забываю про них, – задумчиво проговорила Мирослава. – Просто мне кажется странным, что такая хваткая женщина, как Ревакова, написала завещание в пользу молодого любовника, довольно пустого малого, да ещё и показала это завещание ему.

– Однако Кукушкин видел его.

– Мы знаем это не с его слов. И потом, даже если и видел, завещание можно переписывать хоть каждый день! К тому же Ревакова могла показать Кукушкину ненастоящее завещание. Виталик ведь не является докой в нотариальных документах.

– Меня интересует другое: разве Лидия Ильинична не понимала, что, показывая завещание молодому любовнику, она всерьёз рискует своей жизнью?

– Ответ на этот вопрос может быть только один, – сказала Мирослава.

– Какой же?

– Женщина была уверена, что Кукушкин в принципе никого не способен убить. Об этом же говорит и его мать.

– Мать и не может сказать о сыне ничего иного, – заметил Морис.

– Смотря какая мать, – не согласилась Мирослава. – Матрона Буфетова тоже уверена в невиновности Кукушкина.

– Несмотря на то, что они расстались, – возразил Морис, – девушку можно считать стороной заинтересованной.

– В чём же заинтересована Матрона?

– Вы забываете, что она была влюблена в Кукушкина.

– Была – глагол